Читать «Терская коловерть. Книга первая.» онлайн - страница 126

— Аль что неладно? — не утерпела, спросила она, когда незваный гость уехал.

Но Микал лишь рукой махнул и, надев черкеску, вышел на улицу. С минуту постоял у дерева, раздумывая, в какую податься сторону, затем поправил на поясе кинжал и направился к атаманскому двору: страстно вдруг захотелось увидеть Ольгу наперекор всем пересудам и сплетням. Он решительно толкнул знакомую калитку, но вместо Ольги увидел во дворе ее свекра.

В руках у него — вилы, в глазах — настороженное удивление.

— Чего тебе? — перекосил он соболиную бровь.

«Хотел поймать голубку, а поймал филина», — огорчился Микал.

— Дело есть, господин атаман, — с трудом выдержал он горящий взгляд атаманских глаз.

Вырва подошел к времянке, прислонил к стене вилы, взялся за дверную ручку:

— Ну, заходи, коль дело, — мотнул папахой, и первым шагнул через порог.

— Богомаз на Джикаев хутор ездил, господин атаман, — доложил Микал, сев на предложенный хозяином табурет.

— Откуда узнал?

— Кунак мой сегодня заезжал ко мне, он говорил.

— Одноглазый, что ль?

— Он самый.

Атаман поморщился:

— Ну и что с того?

— А то, что он был там у русского сапожника.

— Зачем?

— Не знаю.

— Может, сапоги заказывал?

— Это за пятьдесят–то верст? — усмехнулся писарь. — Что, у нас своих нет сапожников?

— Разные бывают сапожники. Тот, должно, лучше шьет.

Микал зло хохотнул. Он совсем забыл про Ольгу, ради которой пришел сюда. Сейчас он вполне искренне верил в то, что пришел не к ней, а к атаману, чтобы сообщить ему о странном поведении богомаза.

— «Лучше шьет», — повторил он презрительно атамановы слова. — А мне кажется, что между ними что–то нечисто. Клянусь попом, который меня крестил, неспроста тогда богомаз грибы собирал в Орешкином лесу, когда мы ловили беглого арестанта.

— А сапожник тут при чем? — возразил атаман.

— А при том, что он тоже приезжий и разговоры ведет недозволенные среди людей, я сам слыхал.

— Что же он говорил?

— Бог, мол, несправедлив к людям: одним дает богатство, другим — бедность.

— Тоже, стал быть, правду ищет, — погладил бороду атаман. Он помолчал, собираясь с мыслями, затем снова обратился к собеседнику: — Вот что, Миколай: пущай наш разговор и останется промеж нас. Никому не выказывай своих подозреньев. За богомазом установи надзор, только умно. Ежли твоя догадка окажется верной, к медали представлю. А теперь слушай сюды... Взавтри мои молодые сбираются базировать в Моздок. Так ты это самое... погляди за ними. Кузя–то, сам ведь знаешь, какой хозяин, — атаман вздохнул и поднялся с табурета, показывая тем самым, что разговор окончен.

* * *

Так уж повелось в Моздоке, базарный день был понедельник.

Хорош выдался нынче денек! Небо ясное. Дорога звонкая — гремят колеса повозки по смерзшимся комьям грязи, хрустят ледком на дорожных лужах.

У Ольги раскраснелось лицо. Синие глаза широко открыты. На порозовевших губах неопределенная улыбка. Стоило появиться солнцу, засинеться, как прежде, степным далям — и вот уже повернулась жизнь другой гранью. И нет больше нужды прыгать с Крутых Берегов в холодный, страшный Терек, и в сердце смутное предчувствие чего–то доброго, радостного. Может быть, это от мысли о предстоящей встрече с родными? А может быть, от сознания того, что она молода и красива и у нее в руках ременные вожжи, которыми правит парой резвых коней, а заодно мужем Кузей и даже атаманом-свекром? Как бы там ни было, а настроение у Ольги сегодня превосходное. Она покрикивает на гнедых и искоса наблюдает за пассажирами: прямой и длинной, как оглобля, Стешкой и ее скорчившимся в три погибели супругом. Совсем измучился человек. Кожа на лице пожелтела, губы запеклись, а горькие морщины вокруг них сделали Дениса похожим на святого мученика Симеона Столпника.