Читать «Терская коловерть. Книга первая.» онлайн - страница 118
Анатолий Никитич Баранов
Ольга даже рот разинула от такой прямолинейности супруга. Она некоторое время растерянно хлопала глазами, затем расхохоталась, упав навзничь на перину:
— Ой, уморил! Ой, уважил разлюбезный муженек! Ха-ха-ха! У Сюрки, говорит... Ой, помру!
— А что я такого сказал? — Кузьма снова пожевал губами, с детским удивлением поглядывая на хохочущую женщину.
— Да то, что я тебя после таких слов не пущу на постелю, — ответила та, поднимаясь на ноги и вытирая пальцами выступившие от смеха слезы. — Иди–ка спать к своей Сюрке.
— К Сюрке нельзя, — тряхнул курчавым чубом Кузьма. — У нее сейчас на фатере богомаз из Грозного живеть. Да и неколи спать. Скоро светать зачнет, а мне еще на Терек идти, к Орешкину лесу.
— Как... на Терек? — не поняла молодая жена.
— Ну да, на Терек, — поднял на нее невинный взгляд голубых, как. подснежники, глаз молодой супруг. — Самоловки проверить надо. Да и самое время с хваткой на яме деда Хархаля посидеть. Там сазанищи — во!
С этими словами Кузьма поднялся со скамьи, снял с себя черкеску, бешмет. Потом, подумав, снова сел, Разулся, сунул сапоги под скамью и, дружески подмигнув жене, вышел на цыпочках из опочивальни.
«Господи, да что же это?» — подумала Ольга, не зная, как отнестись к такому обстоятельству: муж в первую же брачную ночь уходит от жены. И куда же — ловить рыбу. Ну, пускай, он не совсем нормальный, с «бусорью», как говорят в станице. Но должно же и у таких быть влечение? А что, если он... Ольге почему–то представился их мерин Чалый, его отвислая, с бледными пятнами губа и грустный взгляд лиловых глаз, охотнее задерживающийся на торбе с овсом, нежели на Искре, игривой молодой кобылке, и ей стало нестерпимо гадко, словно попала в омерзительно липкую паутину. Ах, судьба-насмешница! Зачем так зло пошутила над девичьим горем? Ведь и без того тошно — хоть головой с Крутых Берегов да в Терек. Ольга не заметила, как с беззвучных слез перешла на рыдания в полный голос. Уткнувшись лицом в подушку, она кусала в отчаянье губы и причитала, словно по покойнику:
Тяжелая рука легла ей на спину, и голос Прокопия Севастьяновича жарко прогудел в ухо:
— Чтой–то ты, девка, Христос с тобой? Ну, будя, будя. Эк тебя корчит... А где Кузьма? Чего? На Терек ушел? Ах ты шут гороховый! А ты не реви: вернется, никуда не денется.
— Я не по нем реву-у... — отозвалась Ольга севшим от слез голосом и потянула на себя край стеганого одеяла. — Нужен он мне, как залетошний снег, полудурок стодеревский. Я, может, по себе плачу-у...
— Для кого полудурок, а для кого и сын родной, — донесся из приоткрытых дверей недовольный голос свекрови. — Вот родишь своего, тогда и обзывай.
— Нишкни! — повернул к жене гневное лицо атаман. — Без тебя разберемся. Прикрой дверь!
Гавриловна хлопнула дверью, а Прокопий Севастьянович прикрутил фитиль лампы и снова склонился над плачущей невесткой.
— Ну, будя, будя, успокойсь, — повторил он как можно ласковее и погладил задрожавшей рукой оголенное девичье плечо. Ольга не отстранилась. Казалось, она не чувствовала этого прикосновения. Закусив угол подушки, продолжала всхлипывать.