Читать «Платонов тупик» онлайн - страница 220

— Гм! — заулыбался Юрка. — Это же я сам сочинил!

— Сам? Да не может быть! Как же это тебя угораздило? Ой-ой! — Она поцеловала его в макушку, снова взяла листок, прочитала вслух и потом долго смотрела молча на Юркины каракули. — Да как складно-то! Мой сыночек! Прости меня, пожалуйста, за все. — Она скривила лицо в плаксивую гримасу. — Я ведь простая.. А ты вон уже какой… А я тебя… Прости… — И опять стала читать стишок, и качать головой, и вытирать слезы. — Покажи учительше. Обязательно покажи, пусть проверит.

На другой день Юрка показал стишок учительнице русского языка и литературы.

— Марья Ванна, я сочинил стишок. Проверьте, пожалуйста, — Юрка смотрел на учительницу чуть снисходительно.

Учительница складывала в стопку тетради, журнал, собираясь уходить из класса. Машинально взяла у Юрки листок.

— Что у тебя?

— Стишок, я сам сочинил. Проверьте.

— Сам сочинил? — Учительница впилась глазами в написанное. — Неужели сам? — Она пристально посмотрела на Юрку. — Оставь мне свой стишок. На следующем уроке поговорим. Ладно?

Юрка кивнул. Хотя учительница пока ничего не сказала, но его все равно распирала гордость: он видел, что сразил ее. Может, не так, как мать, но сразил. Следующего ее урока он ждал с нетерпением и волнением.

Учительница вошла как обычно, но Юрке казалось, что все стало иным, чем всегда, будто изменились и голос ее, и настроение, и обращение. А все потому, что сверху на тетрадях лежал знакомый листок — он узнал его сразу.

Отметив отсутствующих, она закрыла журнал, взяла листок и стала громко, с выражением читать Юркины стихи. Прочитала, спросила:

— Кто назовет автора этого стихотворения?

Все поглядывали друг на друга, перешептывались: Некрасов? Пушкин?

Инга Фонарева робко сказала:

— Некрасов…

Юрка, нагнув голову, ковырял ногтем парту, краснел.

— Нет, не угадали, — сказала учительница. — Это стихотворение написал ваш товарищ — Юра Чижиков.

Класс на минуту вдруг онемел, а потом дружно выдохнул и загомонил на разные голоса. Все смотрели на Юрку как на заморскую диковинку.

— Юра, — обратилась к нему учительница. — Встань. Не надо стыдиться: стихотворение мне понравилось. В нем все правильно. Я бы только посоветовала тебе поправить два слова. «Обголились» и «склали». Так, конечно, говорят, но это не литературно. Надо написать «оголились», «сложили». Согласен?

Юрка кивнул. А у всех глаза на лоб полезли от удивления: учительница разговаривает с Чижиком уважительно! Даже спрашивает у неге — согласен ли он! Вот это да! Вот это Сирота!

И пошла у Юрки после этого страдная пора — застрочил стихи, будто прорвало. О чем ни прочитает у кого, тут же сочиняет свой вариант. Перепевает всех и вся. Упивается славой.

И некому было остановить его, некому было сказать ему: «Брось! Занятие это так же пагубно, как и то, от чего уберег тебя доктор: графомания — болезнь опасная!»

16

Любят у нас на Руси блаженных и «письменных». Издавна, если в деревне объявлялся грамотей, умевший читать и писать, его не просто уважали, его берегли, опекали, на него чуть ли не молились. А как еще совсем недавно относились в селе к учителям? Как их привечали, как заботились о них, с каким благоговением относились к ним! К сожалению, это возвышенно-трепетное отношение к учителю в последнее время стало утрачиваться. Но любовь к «письменным» людям осталась, она перенеслась сейчас на писателей. Стоит сказать, что ты писатель, тут же у людей глаза теплеют, тут же человек распахивает перед тобой свое сердце, душу, делится радостью, горем, начинает проявлять заботу. Вроде и писателей уже развелось как мух на помойке в летнюю пору, и дурных среди них немало, а вот любовь к ним не проходит. Мало того что читают, книги раскупают, но и слушают — на литературные вечера, на выступления писателей места с боем берутся. Что на поэта, что на прозаика — без разницы! Слушают упоенно! Хлебом не корми, дай на живого писателя поглядеть, вопрос ему задать.