Читать «Трехчастная модель, или представления средневекового общества о себе самом» онлайн - страница 100

Более серьезно, непоправимо другое: уменьшение, суживание власти монарха. Весь Юг королевства отныне обходится без суверена. Еще несколько лет назад граф Барселонский, испуганный наступлением мусульман, позвал на помощь короля Орлеана и Парижа; кто теперь подумал бы о таком к югу от Анже, от Солони? Южная Франция на полтора столетия стала страной без короля, страной князей, независимых в своем собственном «королевстве», как они это называют. В 1029 г. Адемар Шабанский сочиняет похвальное слово одному из них — «Великому» Гильому Аквитанскому; он признает за Гильомом, хотя тот и не миропомазан, добродетель исключительно королевскую — sapientia, мудрость. Правда, в возмещение такого ущерба, Роберт укрепил свою власть над другим подобным regnum, герцогством Бургундским, той частью бургундской нации, которая в ходе каролингских разделов попала под управление короля Западной Франции. Герцог Генрих умер вот уже более двадцати лет назад, не оставив сына. Он был дядей Роберта, который мечтал завладеть его наследством. И в конце концов он сломил попытки сопротивления. В 1017 г. ему удалось — не самому стать герцогом, но поставить во главе герцогства одного из своих сыновей. С тех пор он умножает прямые, существенные, успешные акции; Бургундия мало-помалу становится капетингской. Но это придаток, чужой мир. Важно же для Роберта его собственное «королевство», Franciа, где герцогом был его дед, страна франков к северу от Луары, к западу от Санса и Лотарингии. Этот край он удержать не может. Княжества усиливаются во Фландрии и во всем том регионе, где закрепились норманнские пираты. С этой стороны все потеряно. Есть угроза потерять и все остальное. Как обуздать графа Анжерского, прежде всего этого князя, самого непокорного, властвующего и над Блуа, и над Шампанью?

Может показаться, что в стране франков Роберт еще царствует как каролингский король, собирая вокруг себя время от времени, по большим христианским праздникам, властителей этого обширного края. Он смог это сделать в аббатстве Шелль на Пятидесятницу 1008 г.: приехали почти все епископы, как они это делали в былые времена по зову Карла Лысого. Здесь архиепископ Реймсский, архиепископ Гурский, семь из тринадцати епископов Реймсской провинции, и среди них Адальберон. В Компьене в 1023 г. то же стечение важных особ: граф Фландрский, герцог Нормандский, еще более многочисленные прелаты, епископ Камбрейский Герард, и они размышляют о мире, рах, и о законе, lex. Это те слова, что слышал Карл Великий. Но это конец. Изучая подписи на грамотах, составленных от имени короля, Ж.-Ф. Лемаринье смог с точностью датировать перемену 1028 годом; именно в это время Адальберон работал над своей поэмой или собирался это делать. Внезапно ассамблеи, на которых король выслушивает советы приближенных перед тем, как вынести свое решение, меняют облик. Епископы и графы появляются там лишь в исключительных случаях; вокруг суверена можно увидеть только людей рангом пониже, владельцев замков или даже простых рыцарей. Досточтимое публичное собрание, которое на протяжении многих поколений обеспечивало в стране западных франков связь между королем и всем его народом, в одночасье стало походить на семейный совет. Суверен отныне кажется одним хозяином дома среди прочих, беседующим в семейной обстановке со своими родственниками, своими прево, товарищами по охоте и сражениям, и просящим своих сотрапезников подкрепить их свидетельствами те акты, что выдает его канцелярия. В это же время формулировки этих актов освобождаются от налета театральности, унаследованного от каролингского величия: сама королевская грамота утрачивает ту торжественность, что отличала ее от частных документов. 1024—1028—1031: разительное совпадение между ослаблением монархии и провозглашением идеи социальной трифункциональности.