Читать «Я вас люблю – терпите!» онлайн - страница 103

– Мам, ну откуда ты знаешь, как нам лучше, а как хуже… – как можно мягче постаралась сказать Катя. – Мы же сами должны…

– А что, что вы можете сами? Да если б я Милку хоть на секунду из-под пригляда выпустила, что бы с ней было? Я ж ночей не спала, наизнанку выворачивалась, чтобы вас в люди вывести, от страха за вас тряслась да переживала… Да я последнюю копейку на вас тратила! Когда ты училась, всех впроголодь держала, чтобы… Ой, да что там говорить! Дочерних чувств она не испытывает, видите ли! Заявила мне, что я только подавлять умею, а любить – не умею…

– А ты умеешь, мам?

– Что?!

Моргнув, мать глянула на Катю так растерянно, будто толком и не поняла вопроса. Будто он лишним был, неуместным и оскорбительным. Пожав плечами, она проговорила осторожно:

– Что значит – умеешь любить, не умеешь? При чем тут вообще умение? Вы мои дети, и этим все сказано. А почему ты спросила?

– Да так… Мне сегодня одна женщина сказала, что каждый родитель уверен в том, что любит своих детей правильно. То есть принимает свою собственную правильность за истину. И потому никого нельзя научить родительской любви. Место для учителей не предусмотрено, понимаешь? И ребенку надо принимать любовь такой, какая она есть. А принимать очень трудно. Иногда вообще практически невозможно. Тут, наверное, особые силы нужны. Вот и Милка. Она не смогла, наверное… Сил не нашла…

– А ты? – пронзительно глянула на Катю мама.

– Я? Наверное, и я тоже, мам… До определенного момента. Просто мне один маленький мальчик помог, и я…

– Не знаю, Кать. – Мама не пошла в атаку, хотя Катя была уверена, что это случится. – Обидно мне все это слышать. Просто до ужаса обидно. По-моему, я вас всегда правильно воспитывала. И ничего дурного не делала. Я и книжки по педагогике читала, и статьи в журналах…

– Да, мам, конечно. Воспитывать – это да. Этому, наверное, можно научить. Как правильно сажать на горшок, как заставить мыть руки перед едой, как держать нож в правой руке, а вилку в левой. А научить любить… Здесь педагогика, наверное, бессильна. Здесь каждый сам по себе плюхается, как умеет. Ни правых здесь нет, ни виноватых. Ты прости Милку, мам… Понимаешь, у нее просто накопилось… Вот и выплеснулось. Но она поймет, обязательно поймет!

Тяжело вздохнув, мать подняла руки, потерла ладонями опухшее от слез лицо. Потом снова опустила руки на стол, сцепила пухлые пальцы в замок, задумчиво уставилась в темное окно. Молчала долго. Потом прошептала с измученной хрипотцой:

– Может, ты и права, Катенька… Знаешь, я действительно никогда не задумывалась. Неслась вперед, как взнузданная лошадь, – лишь бы дорога ровная была да седоков из кибитки не растерять. Вас то есть. А получилось – всех растеряла. Обидно… Делаешь что-то для детей, из кожи вон лезешь, а они… Чуть что не так, и полная бочка меда дерьмом становится. Обидно! Обидно то, что никто потом не понимает, что он хоть и горький, но все равно же – мёд…

– А я поняла, мам. Честное слово, я это поняла, – прижав руку к сердцу, горячо выпалила Катя. – Сейчас вот ехала в электричке и как раз об этом думала. Действительно, горький, но все равно – мёд. Я поняла, мам…