Читать «Непоборимый Мирович» онлайн - страница 169

Но почему так несправедливо устроен мир? Почему он должен страдать за грехи своих предков, что не поладили когда-то с российским императором? А теперь Украина и вовсе стала частью России, и даже гетман назначался в Петербурге. И хотя Василий родился и вырос в Сибири и толком не знал языка своих предков, а мать его была русской женщиной, он все равно считал себя потомком вольных запорожских казаков, никому не подчиняющихся и живущих по своим собственным законам. Видимо, вольность та порой прорывалась в нем наружу, коль он получил среди кадетов корпуса обидное прозвище Суржик. Но в то же время она выделяла его из числа остальных, указывала на непримиримый дух и независимость от существующих порядков. Он и держался обычно особняком от остальных воспитанников, не водил особой дружбы ни с кем, а в случае обиды мог такого наговорить обидчику, что потом самому становилось неловко.

Несколько раз он порывался написать письмо Алексею Разумовскому, который, по словам сибирского владыки, в свое время поспособствовал определению его в кадетский корпус, но едва брался за перо, положив перед собой чистый лист, останавливался, не зная, с чего начать. Вспоминались слова бабки Пелагеи: «Он светлейшим графом стал через амурные дела с дочкой того, что нас всего лишил. А так бы до сих пор на клиросе пел и в хате с крышей соломенной жил…» Нет, не мог он себя пересилить и назвать выскочку Разумовского «светлейшим», унизиться до просьбы, до прошения о помощи к человеку ниже себя по происхождению. Не Разумовский, а он, Мирович, должен жить при дворе, где давно бы получил графский титул. И служить он мог бы в гвардии, а не в пехотном полку, где приходится спать в общей палатке с неумеющими даже поставить свою подпись унтерами, питаться из общего котла и не иметь свободных денег. Тут его мысли вновь вернулись к случайной встрече в Нарве с капитаном гвардейцев, и он принялся мечтать о поездке в столицу, по которой ужасно соскучился, несмотря на то, что провел в ней свои далеко не самые лучшие дни.

Сейчас, на берегу замерзшей незнакомой речушки, покуривая трубочку, он ощущал себя столь одиноким и обиженным на весь мир, что хотелось завыть, закричать во все горло. И горжет подпоручика не особо радовал, а почему-то даже вызывал раздражение и злость.

А еще ему вспоминались ночные встречи с Урсулой, с которой они так нелепо расстались. Помнит ли она о нем? Ждет ли? Или это так, случайная встреча, о которой лучше всего просто забыть…

«Нет, я им еще покажу, кто есть Мирович! Не подвиг, так что-то иное совершу, чтобы обо мне узнали все…» – думал он, до хруста сжимая зубами мундштук трубки.

– Вот ты где! – услышал он голос за спиной. – А я уж с ног сбился, ищу тебя повсюду. Не захворал случаем? – То подошел Георгий Калиновский, который тоже получил повышение из сержантов в прапорщики и был тому донельзя рад, не считая себя в отличие от Василия обиженным на всех.