Читать «Таежная кровь» онлайн - страница 13

Владимир Степанович Топилин

Пройдет время, за первым соболем он добудет второго… пятого… десятого. И все становится привычным и понятным, как снег и вода. Ты охотник, а соболь – это добыча. И не просто добыча ради азарта, а в какой-то степени – средство к существованию.

Теперь у него не одна кулемка, а несколько десятков. Путик заканчивается не на Екатериновском хребте, как было пятнадцать лет назад, а под Великим Московским гольцом. Чтобы пройти его весь, от начала до конца, потребуется два дня. Вернее – трое суток, с двумя ночевками в избах. По дороге – три зимовья. Расстояние, длину путика Топ измеряет в часах. Два часа до первого зимовья, еще четыре – до второго, а третий отрезок пути, самый дальний, укладывается в шесть часов.

В первый день Топ проходит до второго зимовья. На второй – до третьей избы. Третий день – возвращение назад, домой, уже по «пробитой, торной» лыжне. На всем протяжении путика насторожено сто сорок самоловов. Преимущественно кулемки. Около пятидесяти капканов с очепами и его гордость: собственного изобретения десятка полтора кулемок с очепами.

В этот день выход оказался удачным. Не потому, что снежная перенова выкраплена следами соболей, колонков, белок и прочих пушных представителей тайги. А из-за того, что за то время, сколько он не вставал на лыжи, выпало незначительное количество осадков. Здесь, на первом от деревни перевальчике, на его лыжне лежит около десяти сантиметров снега. За двадцать дней это мало. Под лыжами твердая опора – старая промерзшая лыжня. Лыжи скользят по поверхности. А мягкая, легкая палерина (пухлый снежок, покрывающий поверхность снега в результате перепада температуры, в основном с мороза к теплу, местное название) дает исключительный «ход».

«Идешь с подкатом», – говорят старые охотники. Переставил ногу, а лыжина сама переносит тебя еще на полметра вперед. При таких условиях любое расстояние по времени сокращается в два, а то и в три раза. Есть случаи, когда при подобных условиях охотники проходили за день до шестидесяти километров и больше. До первой избы можно дойти не за два, а за полтора часа. Тем более что этот отрезок пути «непродуктивный», то есть пустой.

Зимой соболь здесь не держится. В лучшем случае спускается на выбежку с каменистого отрога раз в неделю, да и то игнорирует прикорм: не лезет в капкан и тем более – в кулемку. Подойдет на метр к ловушке, сделает «кучку» и шагом, не торопясь, уходит прочь по своим делам. На его собольем языке надо понимать так: «Эх, охотник! Дурак ты! Кого надуть хочешь? Клал я на твоего рябчика и на тебя, с большим, толстым приворотом. Можешь еще и колбаски повесить, все одно не полезу. Тебе только дома, у бабы под юбкой сидеть, а не снег топтать, меня ловить. Прощай, Миридон. Оставь лучше туалетной бумаги. На той неделе наведаюсь еще». Или что-то в этом роде.

Раз аскыр в капкан не идет, неси капкан к аскыру. То есть ходи туда, где соболь живет. Вот и тянется лыжня через лог к ветровалам, под высокие черные отроги, к хмурым каменистым россыпям, где охотнику с собакой черт да хрен, а соболю – дом родной.