Читать «Енисей, отпусти! (сборник)» онлайн - страница 173

Михаил Александрович Тарковский

– Ничего себе. – И я подумал о том, что Антонина все меньше напоминала мне героиню «Чистого понедельника».

Кого-кого, а Игнатьевну я не рассчитывал встретить, особенно после проезда на собаках с бабкой в обнимку. Я в очередной раз засобирался домой, но Костя сказал: «Давай тогда возьмем что-нибудь и пойдем в баню». Мы зашли в избу: кухня была пуста, зато в комнате за аккуратно накрытым столом сидели хозяйка и гостья. Валентина Игнатьевна, обнажив зубы, осторожно, чтобы не повредить помаду, кусала бутерброд с сырными опилками. Я забрал перчатки, а Костя сказал: «Я гостя провожу, дай нам еще закуски».

– Сергей Иванович? – сделав удивленные глаза, сказала Тоня.

– Пойду. У меня тоже собаки.

– У вас же одна, Сергей Иванович! Что за северные надбавки? – заговорила Игнатьевна, видимо, давно наработанным застольным тоном. – Вот видите, Антонина, директор в сельской школе знает даже, сколько у кого собак в коллективе, хе-хе!

– Да нет. У меня две.

– Откуда же две? Я знаю, что у вас одна. Этот, как его – Быстрый.

– Храбрый. Храбрый и… «Каштанка», – сказал я и тут же пожалел, потому что выходило, будто выгораживаюсь, намекая, что пойду проверять сочинения по Чехову, смотрите, какой молодец.

Валентина Игнатьевна оценила шутку и засмеялась. Возникло между нами некое показательное, со стороны Игнатьевны, единение, которое часто возникает на людях среди сослуживцев.

– Сергей Иваныч, – сказала Валентина Игнатьевна, придумывая повод, чтобы меня задержать, видимо, и ей, и Тоне я был нужен, чтобы сгладить деловую подоплеку застолья, – чуть не забыла, хорошо, что вы мне попались, я еще в сенях подумала. Я вам хотела сказать про фильм… Так что посидите.

Тоня чутко подстроилась, да и подконтрольное освоение нами коньяка было предпочтительней посиделки в бане:

– Конечно, Сергей Иваныч, ну посидите с коллегами, – сказала она, играя, и, продолжая роль, обратилась к Валентине Игнатьевне: – Начинаю вливаться в коллектив! И как же чай? Смотрите, какие Валентина Игнатьевна замечательные безе принесла.

– Без чего? – сострил Костя. На что Тоня, пожав плечами, презрительно-укоризненно хрюкнула и отвела взгляд.

Я снял куртку и вернулся, к радости Кости, который тут же взвис над стопарями с остатками коньяка. Валентина Игнатьевна сделала поползновенье накрыть рукой стопку, а потом вдруг разгульно махнула ладошкой:

– А давайте!

– Что за фильм? – спросила непьющая Тоня. – Я могу поинтересоваться?

Я назвал.

– Мы его, конечно, все посмотрели, – сказала Валентина Игнатьевна. – Я что хотела сказать, Сергей Иванович, фильм сильный, ничего не скажешь. Но вот Лидия Сергеевна считает, что он все-таки слишком жестокий, особенно эти документальные кадры, поэтому я как-то пока не готова такое показывать детям…

– Валентина Игнатьевна? Дорогая! – я никогда к ней так не обращался, но затеянная ею же игра в производственную близость и добротный самогонно-коньячный хмелек давали право. – Это не жестокость, а воспитание сострадания. Выявление и закалка болевых точек. А жестокость – это круглосуточные сериалы, где по пять трупов за серию, чего никогда не бывает… в оперативной практике. – Меня очень вдохновил этот оборот. – Когда жизнь и смерть теряют свое… э-э-э… сакральное значение, они превращаются в материал для коротания досуга. Этого Лидия Сергеевна не боится? Валентина Игна-тьев-на! Вы же на военной хронике вы-рос-ли, вспомните: уходящий на фронт состав и солдаты в теплушках. И «Прощание славянки»!