Читать «Енисей, отпусти! (сборник)» онлайн - страница 146

– Здоро́веньки! Как дела?

– Да нормально. Моть. – Я помялся. – Это… Ты помнишь, говорил, если че – обращаться.

– Конечно, помню. Помощь нужна?

– Да. Ты машину будешь заводить?

– Буду, а че?

– Лодку мне сможешь вывезти?

– Да без проблем, я как раз сегодня в-под угор собирался.

Я страшно не люблю угружать людей несколькими просьбами подряд, но выхода не было:

– Матвей, а у тебя там на озере… никто же не охотится?

Мотя собрал кожу вокруг глаз в настороженный прищур, видимо, решив, что я прошусь туда на осень на охоту. Я объяснил:

– Да я давно хотел спросить: можно ближе к зиме я на выходные схожу туда, ну для души… просто? Там же ветка есть у тебя? Я хотел просто проехаться… Ниче там не нарушу… Утку разве, может, убью…

– Т-т-е… – облегченно выдохнул Мотя. – Да иди, конечно. Там только, Сережа, ведро дыроватое, и медведь нары разворотил, скорее всего, бурундука рыл, но разберешься… А так – печка, дрова, все на мази… Живи… Я там только весной бываю… Там и ветка, и лодка-дюралька есть… Без мотора, правда. Ночуй, конечно, сетушку воткни… Сети висят сзади на стенке, увидишь там. Сразу бы сказал… Заодно посмотришь, чтоб не шарились там пацаны… А то они любители. Да, ну и договор, – сказал он строго, – на соболя не охотиться… Остальное – птица там… – бей.

– Да понятно, не волнуйся, мне не надо соболя, мне вот на озере… побыть.

Мотя внимательно на меня посмотрел и сказал:

– А ты на ветке-то хоть плавал?

Я сказал, что «приходилось» на практике в Лесосибирске, что было чистой правдой.

– Ну ездил, дак… А то эта такая штука, чуть зевнул и… – Матвей помолчал многозначительно и добавил с усмешкой: – Ну че, этот чудотворец берет у тебя мотор-то?

– Да я не собирался его продавать.

– Да продай ты эту чахотку. Весной возьмешь нормальную технику, небольшенький двигунок какой-нибудь. Тебе куда сильно ездить? Давай короче. Я за тобой заеду.

И пошел дальше в своих заботах. Хороший мужик. Да они здесь в большинстве такие. Ничего не могу поделать, под них подстраиваюсь, начинаю, несмотря на все учительство, говорить «кило́метры» и «поло́жил», и тут же становится стыдно, потому что говорю это неумело и будто заискиваю. А они будто чувствуют и еще меньше уважают меня. Лучше б я казенно рубил «киломе́тры». Тем более ценят здесь не за то, как ты их произносишь, а как обживаешь и одолеваешь. А я всегда подстраиваюсь и за это подстраивание себя презираю, потому что корень в гордыне проклятой – мне кажется, что в моей правильной речи укор. А значит, действительно считаю, что я грамотней.

Нутром-то я чую, что мужики ближе к какому-то естеству, которое я утерял взамен на некую благоприятную городскую запитку, книжную, образовательную, «современную» (не могу произносить это слово без кавычек). Которой дорожу, в которой себя чувствую чистенько, ладно, вроде как еду в мягком автобусе с большими, в кофейную дымку, стеклами, в то время как мужики шагают по обочине в пыли и солярном выхлопе, но при этом знаю, что земля-то через них говорит, а не через меня, и что на истинной обочине как раз я. И будто кричу сквозь гладкие затемненные стекла: «Я тоже ваш, не отгоняйте меня, я даже вылезу из автобуса со своими хахаряшками, пойду с вами, буду делать что-нибудь скучное, трудное, буду слушаться, буду думать и говорить вашими словами – лишь бы вы меня взяли в дорогу. Во-о-он за те сопки…»