Читать «Рука Москвы. Записки начальника внешней разведки» онлайн - страница 69

Кофе, приготовленный по армянскому рецепту (хозяин ресторана армянин), крепок и вкусен, не позволяет подкрасться послеобеденной дремоте. Легчайший ветерок изредка пробегает по голубой воде бассейна во дворе гостиницы, где и положено пить кофе. Купающихся и загорающих нет — в исламской республике это занятие рискованное для всех, без различия пола и вероисповедания. Бассейны заполняются водой для уюта, для того, чтобы можно было взглянуть на ее переменчивый облик, подумать о бренности бытия. Жители засушливой каменистой страны не просто любят, а боготворят воду — в богатых домах устраиваются бассейны и фонтанчики, люди победнее услаждаются созерцанием воды в арыке.

Где-то поодаль, в переулках, раздается хлопок выстрела. Возможно, задремал на посту страж революции или же кто-то во дворике своего дома либо на балконе неумело принялся за чистку оружия. К этому заключению мы приходим моментально — мы люди опытные и знаем, что средь бела дня одиночный выстрел бывает только случайным. Если завязывается схватка или происходит убийство, стреляют много. В Тегеране привыкли к тому, что каждый резкий звук — это выстрел или взрыв.

Выстрел выводит нас из состояния задумчивости, прерывает неторопливые размышления вслух. «Ну что же, товарищ! — нарочито громко говорю я. — Не пройтись ли нам по революционному Тегерану?»

От обращения «товарищ» Бонетти слегка смущается, оглядывается вокруг и смеется сам над своим испугом.

Прогулка по Тегерану — сомнительный отдых, но занятие для любознательного человека весьма полезное. Я читаю надписи на стенах и перевожу их для своего спутника. Глаза Бонетти блестят, и он уже обдумал живописную депешу в свой МИД. Нужны сочные детали — и тегеранские стены охотно их предоставляют. Ужасающие проклятия в адрес Америки, Англии, Советского Союза вызывают у Бонетти сокрушенные вздохи. На мой призыв не лицемерить (Италия энергично вгрызается в иранский рынок, иранцы ей благоволят) Бонетти широко улыбается, и мы продолжаем свою прогулку.

Уличная торговля расцветает здесь по мере того, как чахнут крупные магазины. Любой товар из любой страны мира, хотя выбор постепенно сокращается, а цены стремительно растут. Частный сектор парирует официальные ограничения и строгости контрабандой, подкупом исламских должностных лиц. Торговец изворотлив и вездесущ. Ислам — официальная идеология, торговля — тот настоящий идол, которому здесь поклоняются, торговля священна. Власти могут обидеть купца, оштрафовать его, даже плетьми выпороть за неисламское поведение, но ни у кого не поднимется рука на базар в целом. Подобное святотатство было бы чревато самыми грозными последствиями. Закрытие базара в знак протеста — это признак политической катастрофы, поражения власти. Не случайно, что такое происходило только накануне падения шаха и ни единого раза — после исламской революции. В Иране, как и на Востоке вообще, базар не просто территория, где товар обменивается на деньги, а деньги на товар. Базар — понятие социально-политическое, объединяющее то, что на Западе сухо именуется мелкой, средней, крупной торговой буржуазией, ремесленниками, мелкими предпринимателями, люмпен-пролетариатом, мелкобуржуазной интеллигенцией и т. и. Огромные магазины-супермаркеты и крохотные лавчонки, где с трудом умещается среди товара торговец, маклерские конторы, оборудованные телетайпами, и лоток уличного разносчика — это все побеги одного могучего, древнего корня, питающего современную иранскую государственность, будь то монархия или исламская республика.