Читать «Часть 1. Роль среды» онлайн - страница 2

Фернан Бродель

Итак, нам затруднительно в точности определить, что за исторический персонаж Средиземноморье, — для этого необходимы терпение, не одна попытка и неизбежные ошибки. Более чем отчетливым Средиземное море представляется в океанографии, геологии, географии — в признанных и расклассифицированных областях. Но Средиземное море в истории? Сотни авторитетных мнений предостерегают нас: не пытайтесь отождествить его с тем-то или тем-то, его мир не замкнут в себе, его очертания размыты. Горе, признаемся мы, вооруженные собственным опытом, горе историку, который думает, что этот болезненный вопрос его не касается, что Средиземноморье как исторический персонаж не нуждается в определении, будучи давно определенным, отчетливым, легко узнаваемым и занимающим во всеобщей истории то место, которое обозначено пунктиром географических очертаний. Но что дают эти очертания для нашего исследования?

Если уж писать историю моря, можно ли ограничиться менее чем пятидесятилетним отрезком, останавливаясь, с одной стороны, у Геркулесовых столпов, а с другой — у морского коридора, подступы к которому охранял уже седой Илион? Возникающие с самого начала проблемы определения рамок исследования тотчас же влекут за собой все остальные: ведь ограничить означает определить, воссоздать, проанализировать и, в данном случае, избрать и попытаться очертить, если угодно, некую философию истории.

Это верно, что в нашем распоряжении — невообразимая масса статей, мемуаров, разных изданий, книг, исследований как собственно историков, так и других не менее интересных авторов из смежных областей: этнографов, географов, ботаников, геологов, инженеров. На свете не сыскать столь же разъясненного во всех отошениях, подробно описанного места, чем Внутреннее море и страны, освещаемые его бликами. Но невзирая на риск показаться неблагодарным по отношению к предшественникам, надо сказать, что эта печатная масса, как вулканический дождь из пепла, погребает под собой исследователя. Слишком многие из этих публикаций говорят языком вчерашнего дня, во многих аспектах устарели. Предмет их интереса — не безбрежность моря, а только маленький кусочек его мозаики, не ритм его великого дыхания, а поступки и деяния государей и толстосумов, пыль повседневности, слабо соприкасающейся с величавой и медленной историей, занимающей нас. Слишком многие из этих работ следовало бы перепроверить и соотнести с общей массой, глубоко переиначить, чтобы вдохнуть в них новую жизнь.

Невозможна к тому же история моря без обращения непосредственно к ее обширнейшим архивным источникам. Но не превышает ли такая задача силы одного историка? В XVI в. не было средиземноморского государства, которое не имело бы своего хранилища рукописей, обычно богатого документами, уцелевшими от пожаров, осад и прочих катастроф, знакомых средиземноморскому миру. Но для учета и обозрения этих несметных сокровищ, таящихся в золотых рудниках истории, понадобилась бы не одна жизнь, а двадцать жизней или двадцать исследователей, каждый из которых готов пожертвовать своей жизнью. Быть может, в один прекрасный день в мастерских истории станут непригодными наши приемы мелких ремесленников Тогда общую историю станут писать по оригинальным текстам, а не по книгам, как в данном случае, предлагающим сведения, взятые более или менее из первых рук. Надо ли говорить, что я не исчерпал всех возможностей доступных мне архивных документов, предельно большое число которых я постарался просмотреть; что моя книга поневоле является частным исследованием; что ее выводы, как мне заранее известно, будут оспорены, подвергнуты критике, преодолены и что к этому я и стремлюсь? Так движется и должна двигаться историческая наука.