Читать «В промежутках между» онлайн - страница 59
Александр Ширвиндт
Я родился, жил, мужал, глупел и старился в Стране Советов. Хочу посоветовать человекам: на все позывы организма – физиологические, половые, социальные и творческие – нужно откликаться молниеносно. Любое промедление – а не рано ли, не поздно ли, не страшно ли и так далее – наказуемо.
Я никогда не начинал жизнь с чистого листа, потому что у меня его никогда не было. Все время на листе было уже что-то напачкано, и приходилось начинать с середины. А это трудно. Кроме того, в том, чтобы каждый раз начинать с чистого листа, есть колоссальный эгоцентризм: всё отмести и начать сначала. А шлейф предыдущих испоганенных листов куда деть? Выбросить? Это надо иметь большую силу воли и бессовестность. Утомительная цельность – выгодное, но очень скучное существование.
Меня часто упрекают во всеядности, беспринципности, нетерпимости к максимализму. Объясняю, не оправдываясь: в нынешнем незамысловатом «человеческом меню» я вынужден любить тех, кого не люблю, только за то, что их не любят те, кого я ненавижу.
С удивлением узнал, что человек на 80 процентов состоит из воды. Все меньше встречаю людей, наполненных родниковой водой.
Я ненавижу три параметра: глупость, скупость и жестокость.
Как говорил кто-то у Чехова и моя покойная нянька, все болезни от нервов. А нервы – это что? Нервы – это стрессы. А стрессы – это что? А стрессы – это жизнь. Поэтому я всю жизнь стараюсь себя обезопасить иронией. Но все-таки с годами накапливается огромный запасник негатива. Поневоле что-то остается в осадке и уже не вымывается ни иронией, ни юмором, ни скепсисом, ни цинизмом. Это превращается в такую корку, которую не размочишь ничем.
Тот же Чехов в письме к Суворину восклицает: «Боже! Как я себе надоел». Присоединяюсь к гению и робко добавляю: «Боже! Как я от себя устал». Выбрал лимит вожделений, надежд и мечт.
Очень люблю своих детей и внуков. Правда, не хватило мне мужества, чтобы быть им душевно необходимым. Они относятся ко мне, как к физиологической данности, без которой не проживешь, а хотелось бы.
Сегодня счастье для меня – это суммарное ощущение сиюсекундного относительного благополучия. Знаешь, где находятся внуки в данную секунду – ура! Коленка не болит – победа! На сцену идти не надо – радость! Скоро на рыбалку, уже есть путевка на Валдай – виват! И когда всё это соединяется вместе, думаешь: хорошо.
Еще счастье – это когда возвращаешься после спектакля домой, ноги совершенно не ходят (в театре-то бегаешь – прикидываешься), выпиваешь 56 граммов, снимаешь все атрибуты, плюхаешься на кровать, вытягиваешься и – я высчитал – 6 секунд полного кайфа.
Так что все время хочется дойти, раздеться, лечь и вытянуть ноги (слава богу, пока не протянуть).
Вернее, так: доехать или дойти и лечь, доиграть и лечь, допить, доесть и лечь, договорить и лечь, долюбить и уснуть. Вообще лежать в ногу со временем.
Я всю жизнь кому-то должен. И отсюда возник комплекс обязательности. С годами, а теперь уже с десятилетиями, люди, которым я должен, привыкли, что, если я должен, я отдаю. И тогда появилась новая претензия ко мне под названием «мало». «Что-то вы мало играете», «Что-то вы мало ставите», «Что-то вы мало преподаете», «Что-то вы мало зарабатываете», «Что-то вы мало пишете», «Что-то вы мало снимаетесь», «Что-то вы мало концертируете»… Но все в один голос: «Что-то вы много пьете». Ко всему этому я уже привык, поэтому хочется выпить еще больше, а больше выпить нельзя, потому что мало осталось времени.