Читать «В промежутках между» онлайн - страница 46

Между нами

Иван Ургант

Дорогой Александр Анатольевич!

Мы, барахтаясь на юмористическом мелководье, видим вдалеке идущий на всех парусах корабль по имени «Ширвиндт». Корабль, что, рассекая волны пошлости, глупости и безвкусицы, управляется капитаном, от одного выражения лица которого уже не можешь не смеяться.

И в каждом из нас живет самая заветная мечта: хотя бы на чуть-чуть стать попугаем, сидящим на плече грозного флибустьера, и, крича очередные глупости в ухо Мастеру, затаив дыхание, ждать его одобрительной ухмылки…

С нежностью, любовью и пронзительной завистью —

Ваш верный попугай Ваня Ургант

Я

Самоуничижение – признак ума, ироничности и стыдливости. У «попугая» Ванечки замечательная наследственность – генетическая суммарная талантливость: дедушка – удивительный актер Театра комедии имени Акимова Лев Милиндер, бабушка – еще более удивительная актриса Нина Ургант, папа – искрометнейший импровизатор и актер Андрей Ургант. У каждого он нахально отобрал лучшее и сделал микс обаятельного существа. Поэтому старый попугай дядя Шура всегда счастлив видеть Ваньку с ощущением пронзительной зависти.

Сергей Урсуляк

Дорогой Александр Анатольевич!

При Вас я становлюсь таким, каким впервые Вас увидел! Будьте здоровы!

Ваш ученик С. Урсуляк

Я

Сережка мог быть артистом, и даже неплохим, но предпочел стать замечательным режиссером, оставаясь при этом трогательным, ранимым, интеллигентным человеком, всегда помнящим день моего рождения и с ним меня поздравляющим.

Учениками надо гордиться, иначе педагогика – пустое, безденежное и скучное ремесло. На протяжении моего 60-летнего преподавания ученики попадались разнокалиберные. Но каждый раз так прикипаешь к ним за четыре года, и они становятся такими родными, что рефлекторно у худруков курсов возникает желание создать из своих выпускников профессиональный театр. Трагических примеров – масса. Единственное исключение, по-моему, – это Любимов и «Таганка», созданная из выпускников «Щуки».

Между тем

Боже мой! Сколько пикантных сплетен о том, как из комсомольского вождя, пронизанного советским патриотизмом кубанских казаков, возник Юрий Любимов. У меня своя версия, даже не версия, а позиция, и я с нее не слезу. К этой любимовской метаморфозе я приложил руку в прямом и переносном смысле.

В 1954 году мы, студенты третьего курса Театрального училища имени Щукина, регулярно призывались в различные массовки родного Вахтанговского театра. Небольшая группа студентов мужского пола, прилично владевшая шпагой, оказалась под знаменами Евгения Рубеновича Симонова, поставившего в то время спектакль «Два веронца». Мы играли лесных бандитов, которые подкарауливали главного романтического героя и под покровом ночи нападали на него со шпагами. Бой оказывался неравным, ибо молодых бандитов было человек пять, а герой был один – Юрочка Любимов, но… Великий Аркадий Немировский, как метко заметил Рубен Николаевич Симонов, «лучший артист среди шпажистов и лучший шпажист среди артистов», а по совместительству профессор кафедры сцендвижения «Щуки», так умело и лихо поставил этот неравный бой, что за пять минут Юрий Петрович раскидывал нас по кустам и победоносно двигался через лес к любимой. Однажды на каком-то рядовом спектакле Юрий Петрович перепутал поставленную защиту, и я врезал ему по голове. До крови. К чести Любимова, он мужественно доиграл сцену на глазах ошеломленной публики, не ожидавшей такого кровавого натурализма в степенном советском театре. Медпомощь ему оказывали уже за кулисами, и приехавшая «скорая» даже зашивала рану. Так вот, я убежден, что именно от моего умелого удара что-то сдвинулось в голове Юрия Петровича, и он создал «Таганку».