Читать «Всеобщая история любви» онлайн - страница 274

Диана Акерман

Когда мы удерживаем взгляд дикого животного, оно думает, что мы хотим так или иначе сбить его с толку, чтобы или уничтожить его, или с ним пообщаться. И неудивительно, что оно может или напасть на нас, или броситься наутек. Чтобы подкрасться к пасущемуся оленю, лучше всего не встречаться с ним взглядом, но делать вид, что ты лениво прогуливаешься в лучах мягкого утреннего солнца, в то же время незаметно подходя к нему все ближе и ближе. Если вы будете удерживать взгляд зверя слишком долго, он подумает, что вы чего-то от него ждете. Ему станет не по себе, он будет беспокойно стрелять глазами, а потом убежит. Мы привыкли заводить, для компании, кошек и собак – теплокровных, привязчивых существ, готовых встречаться с человеком глазами. Они помогают нам преодолевать ту нейтральную территорию, которая лежит между нами и природой, между обезьяноподобным состоянием и цивилизацией. И мы, разумеется, до сих пор обезьяны. И природа все еще остается дикой. Мы пытаемся одолеть ее с помощью объектива телекамеры или интеллекта, но, чем глубже мы проникаем в ее владения, тем больше убеждаемся, насколько они обширны. Мы мечтаем слиться с природой, но одновременно стараемся удерживать ее на расстоянии вытянутой руки.

Неизбежность вторжения природы вызывает у нас тревогу. Нас пугают и сорняки на газоне, и бактерии повсюду. Мы пытаемся все это уничтожить и содержать дом в «здоровой» чистоте и опрятности. И одновременно с не меньшей одержимостью мы заполняем наши дома растениями в горшках – но моем полы жидкостями с запахом сосны. Что может быть противоречивей? Мы возводим стены, чтобы отгородиться от природных стихий, и оснащаем наши дома печами, светильниками и кондиционерами воздуха, так что нас вечно или что-то обдувает, или поджаривает. Чтобы обезопасить себя от диких животных, мы строим изгороди и ставим ловушки. Нас пугают даже сурки и еноты. Безвредный уж, оказавшийся в доме, вызывает панику. Нашествие муравьев или комаров заставляет нас развязать химическую войну. Но где-то в глубинах памяти хранится воспоминание о том, что когда-то мы жили среди животных. Мы были покрыты такой же шерстью, слышали такие же крики, так же неистовствовали. Их путь – это и наш путь. Мы берем себе в дом животных, но даже если сидящая на тахте кошка не выглядит и не пахнет в точности как львица, отдыхающая в норе после водопоя, все равно это близкие родственницы. Мы ограждаем себя от стихий, боремся с запахами – и точно так же укрощаем животных и делаем их аккуратненькими, надевая на них поводки или помещая их в зоопарки. Мы проецируем на них наши ценности, ставим перед ними тарелочки, чтобы они из них ели, надеваем на них свитера и ошейники, осыпанные искусственными бриллиантами, и хотим, чтобы они «хорошо себя вели».

Поводок на животном еще не означает, что хозяин его укротил. Скорее поводок связывает человека с дикой, неокультуренной частью его собственной натуры, которую олицетворяет собака. Есть что-то отдаленно родственное в повадках пса, который жадно ест, громко лает, опрокидывает стулья, мочится от радости где придется и лакает воду из унитаза. Нам по-прежнему нужна стая, чтобы с ней кочевать, и иногда мы создаем ее искусственно.