Читать «Записки о «Третьем рейхе»» онлайн - страница 18

Прервать московские переговоры правительства Англии и Франции не решались, поскольку тайные торги, которые они одновременно вели с представителями фашистской Германии, не давали им необходимых результатов. Поэтому они стремились затянуть переговоры в Москве, а затем и вовсе сорвать их.

Разлад на переговорах в Москве ободряюще действовал на Гитлера, который рассматривал англо-французскую позицию как своего рода поощрение к новым авантюрам. И не случайно 22 марта по его приказу была произведена оккупация Мемельской области. Однако германское правительство проявило серьезное беспокойство по поводу московских переговоров и принимало меры к тому, чтобы не допустить возможности соглашения между тремя державами.

С первых дней пребывания в Берлине мне бросилось в глаза нечто необычное в германской политике по отношению к Советскому Союзу. Мы издавна уже привыкли к брехливому антисоветскому тону германской прессы, к разгульному разносу всего, что делается в Советском Союзе. И вот те же газеты, которые еще совсем недавно задавали тон в антисоветщине, вдруг как бы прикусили языки. Более того, такие «ударные» фашистские органы, как «Фёлькишер беобахтер», «Националь цайтунг», начали печатать более сдержанные корреспонденции немецких журналистов из Москвы и даже давать в изложении информацию ТАСС. Во многих газетах исчезли специальные антисоветские «разоблачительные» подборки.

При первых моих контактах с немцами последние не скрывали своего повышенного интереса к приезду корреспондента ТАСС в Берлин. Такое, я бы сказал, «доброжелательное» отношение ярко проявилось во время моих первых официальных визитов в государственные учреждения. По существующему у немцев протоколу для иностранных журналистов я должен, прежде чем появиться на пресс-конференции, быть представлен в МИД и в министерстве пропаганды, где ежедневно проводились встречи инкоров.

9 мая мы вместе с временным поверенным в делах СССР советником Астаховым направились на Вильгельмштрассе. В МИД нас принял заместитель начальника отдела печати Браун фон Штумм. Мрачный с виду человек, не расположенный, казалось бы, от природы к приветливости и вежливости, встретил нас у двери своего кабинета наигранно весело. Он любезно предложил кресла, стоявшие у маленького столика, на котором лежала коробка сигар. Штумм пустился с ходу в оживленную беседу. Говорил он хриплым, надломленным голосом, и мне стоило большого напряжения улавливать смысл его речи. Он спрашивал меня, как я доехал до Берлина, не огорчили ли меня пограничные таможенники— «эти по природе и по профессии придирчивые люди»,— предусмотрительно делая на всякий случай эту оговорку. И он был явно доволен моим высказыванием о том, что немецкие таможенники даже не проявили интереса к содержимому моего чемодана.

Затем Браун фон Штумм перевел разговор на опубликованное в печати сообщение о замене наркома иностранных дел СССР Литвинова Молотовым. Штумм, протирая платком свои большие роговые очки, спросил Астахова, не следует ли в связи с этим ожидать чего-либо нового в советской внешней политике. Помню, спокойный по своему характеру советник, помедлив, сказал Штумму, что тот, очевидно, склонен к преувеличению роли того или иного лица в советской внешней политике. Он подчеркнул при этом, что политику в СССР определяют и направляют партия и правительство. Как мне показалось, Штумм был несколько разочарован таким ответом советника.