Читать «Записки о «Третьем рейхе»» онлайн - страница 140

Иван Филиппович Филиппов

Машина остановилась на одной из маленьких улиц. Женщине-работнице было приказано сойти. Она посмотрела на нас добрым взглядом и неуверенно по ступенькам лестницы вышла из машины. Ее повели двое конвойных к высокому кирпичному зданию. Это была женская тюрьма.

Машина тронулась дальше. Вот мелькнул дворец Фридриха Великого, и мы оказались на Унтер ден Линден. Жадно всматриваюсь, чтобы увидеть, что делается около нашего посольства. Но ничего особенного мне не бросилось в глаза. Разве только то, что у ворот посольства стоял не один, как обычно, полицейский, а несколько групп эсэсовцев, которые блокировали здание и подходы к нему.

Минуем Бранденбургские ворота. Машина мчится по Шарлоттенбургшоссе, а затем по Берлинерштрассе и Бисмаркдам. Вот домик, в котором жил один из сотрудников посольства. Вижу здание торгпредства, где в это время, как мне рассказывали позднее, гитлеровцы хозяйничали в его стенах. Они вламывались во все помещения, перевертывали мебель, распарывали обивку диванов и кресел в поисках «секретных документов», которые должны были поведать о «кознях большевизма в Германии». А некоторое время спустя ведомство Геббельса уже распространяло стряпню о «тайном подвале» в торгпредстве, где якобы производились пытки советских граждан и даже иностранцев.

Затем машина круто повернула направо, и мы въехали во двор тюрьмы — громадного восьмиэтажного здания, обнесенного высокой кирпичной стеной.

Прибывших провели в канцелярию тюрьмы. Предложили сдать все, что мы имели в карманах. Первым увели в камеру Костю. Когда я покидал канцелярию, то успел заметить, что «пострадавший» дружелюбно беседовал с сопровождавшими нашу машину гестаповцами, рассказывая им, очевидно, о неудавшейся провокации.

Самое страшное в гитлеровской Германии — это ее тюрьмы, где люди были предоставлены произволу гестаповцев. Я нередко проходил мимо Моабитской тюрьмы. И всякий раз суровый вид ее — грязные мощные стены, маленькие окна, из которых нет-нет да и мелькнет чье-либо бледное лицо, — рисовало в моем воображении ужасы Дантова ада. И вот теперь я поднимался по лестнице тюрьмы в сопровождении гестаповского охранника к своей одиночке. Но удивительно, я не испытывал чувства страха. Очевидно, важность переживаемого момента, мысли о судьбах тех, кто находится в местах развернувшихся боев, думы о близких и родных заглушили чувство боязни.

По узким полутемным коридорам гремели подкованные железом сапоги разводящих, скрипели чугунные двери. Мы остановились перед камерой № 10. Она была открыта. Меня втолкнули в нее. За мной с каким-то глубоким вздохом закрылась тяжелая литая дверь. Все это произошло так быстро, что я даже не успел опомниться, как очутился затворником. Все это казалось сном.