Читать «Крепостной шпион» онлайн - страница 78

Первое, что выяснилось со слов Петра Игнатова, было то, что не сам отец, не по доброй воле вписал родного сына в число проданных с деревней крестьян. У Семёна Петровича Турсова были большие карточные долги. И как-то ночью в дом к нему пришли спросить этот долг.

Пётр рассказал, что пришёл неизвестный никому молодой дворянин, а на руках у этого дворянина были все перекупленные векселя Семёна Петровича. В обмен на векселя тот потребовал жуткую услугу. Семён Петрович Турсов отказал, но тот пришёл к нему на следующий день уже в сопровождении околоточного и двух полицейских. И выбор здесь был простой — либо в долговую яму в середине зимы, либо выполнить невозможные условия. Семён Петрович уже и сам по себе ненавидел сына. Не мог простить ему ослушание.

Напился пьяным. Три недели не просыхал, мучился, вероятно, совестью, но ведь подписал-таки, подлец, подушный список с внесёнными туда именами Ивана да Марьи.

Братья Игнатовы потратили немало времени и сил стараясь разузнать хотя бы имя того графа, что выкупил векселя Семёна Петровича Турсова и организовал дело. Увы, не удалось даже составить представление об облике дьявола. Единственной зацепкой была оригинальная, по всему очень дорогая, трость с резным нефритовым набалдашником в форме человеческой головы.

Далее, по сведениям Петра Игнатова, молодые супруги были дважды перепроданы и в конечном счёте оказались собственностью Ивана Кузьмича Бурсы.

Только тогда их силой забрали и привезли в усадьбу негодяя. Их держали вместе, в одной комнате, кормили с барского стола. Давали нормально одеваться, даже баню разрешали посетить раз в неделю. Но каждую ночь усадьба наполнялась дикими криками — это кричал Иван Турсов.

Каждую ночь Марью выводили во двор, прямо перед окном его супруга, раздевали догола, привязывали к деревянной рогатине и напускали на неё здорового хмельного крепостного мужика. Её даже не били. Но в первую ночь мужик был один, во вторую их было два, в третью — три. И так продолжалось целый месяц.

Иван Игнатов охрип от стонов и почти ослеп от слёз.

При всём этом Бурса сам либо спал с заложенными ватой ушами, либо стоял на балконе и наслаждался этими криками.

На 32-й день мужиков не оказалось. Когда Марью раздели и привязали к рогатине, палач притащил на ремне небольшого ручного медведя с подпиленными зубами.

Удуев не перебивал рассказчика в течение, наверное, нескольких часов. Потом Пётр замолчал. Он сидел на скамейке перед ротмистром, сдавливая кулаки. Ему было очень трудно обо всём этом впервые рассказать.

   — А поджог тоже дело рук Бурсы? — спросил Удуев.

   — Да, — отозвался Пётр. — Одним поджогом он уничтожил сразу всех своих врагов. Кого спалил заживо, а кого подвёл под суд. Только мне и брату удалось бежать.

Полные слёз и отчаяния глаза молодого человека смотрели на жандармского ротмистра.