Читать «Путешествуя с признаками. Вдохновляющая история любви и поиска себя» онлайн - страница 88

Мы вчетвером стояли вместе в этой башне, безмолвные и неподвижные, а капли сбегали по искореженной стали стен. Мы думали о разных людях, которых любили и которые умерли слишком молодыми.

У меня с собой тоже были фотографии. Анат и Талия провели не один час с телом Шона в ту ночь на острове Пханган – на пляже, в клинике и в храме. Но они никогда не видели его живым. Они хотели иметь возможность увидеть, как он выглядел до того, как умер. И поэтому попросили привезти фотографии Шона в Израиль.

Шон во дворе перед домом моих родителей в Калифорнии, в своей любимой рубашке на пуговицах в голубую клетку и очках в проволочной оправе. На лице расплывается легкая улыбка, на щеках ямочки, рука обвивает мою талию; я прислоняюсь к нему, смеясь.

Мы вдвоем валяемся на гостиничной кровати в марокканском Фесе. Голова Шона запрокинута, и он хохочет так самозабвенно, что его глаза крепко зажмурены. Моя голова лежит у него на груди, и я хихикаю, уткнувшись ему в шею.

Шон сидит на веслах в маленькой деревянной лодочке, правя к острову Блед в Словении. Его глаза скрыты за темными очками, на нем одна из футболок, ставшая из белой голубой в результате несчастья в прачечной с участием пары темно-синих носков. Остальное белье постепенно вылиняло до почти белого, светлея с каждой стиркой, но пока его футболка имеет тот же оттенок голубого, что и небо, которое простирается в отдалении за его спиной.

Показывать девушкам эти фотографии, говорить о Шоне и о той ночи в Таиланде с людьми, которые были там, – какое утешение!

Ори тоже был на Пхангане в августе. Талия познакомилась с ним на острове, их флирт только-только начинался, когда умер Шон. И как-то раз в баре в Тель-Авиве девушки организовали мне встречу с Амитом, тем худощавым израильтянином с козлиной бородкой, который помогал проводить реанимацию на пляже Хадрин Нок, а потом ездил вместе с нами в грузовике в клинику.

На Пхангане мы с Амитом так и не познакомились, но спустя три с лишним месяца я мгновенно узнала его темно-карие глаза. Он сидел в задней части бара, рядом с ним на стуле лежал потертый гитарный кофр, а его длинные пальцы сжимали бокал с пивом. Я пыталась сфокусироваться на чертах его лица, когда он говорил со мной, но единственное, что стояло у меня перед глазами, – тот момент, когда он отвернулся, когда я делала Шону искусственное дыхание рот в рот в кузове грузовика.

Ори написал рассказ о смерти Шона, а Амит сочинил песню; и то, и другое было на иврите. Амит в тот вечер в Тель-Авиве спел мне свою песню, но я не смогла понять ни слова.

Анат и Талия продолжали задавать мне вопросы. Как и в Таиланде, они просили рассказывать о Шоне и о нашей совместной жизни. Они слушали, когда я хотела поговорить о нем, – о том, как он рванул вверх по лестнице в хостеле в Барселоне, о том, как мы с рюкзаками путешествовали по всей Европе, пели караоке и взбирались на священные горы в Китае. Девушки не отводили глаз и не меняли тему разговора, когда я плакала; им не становилось неуютно, когда я молчала.