Читать «Путешествуя с признаками. Вдохновляющая история любви и поиска себя» онлайн - страница 64

Площади вернули прежнее название после войны, и к тому времени как я туда приехала, любые свидетельства того, что когда-то она носила имя Адольфа Гитлера, исчезли. Но хейнал в Кракове и сегодня продолжают играть, обрывая мелодию, как это случилось 750 лет назад.

На следующий день небо было темным, дождь лил и лил, что казалось мне вполне уместным. Трудно было представить себя под голубым небом и при ярком солнечном свете в этом месте. Выходя из кирпичного здания центра для посетителей, я натянула капюшон и доверху застегнула молнию на куртке.

Двигаясь по грязной гравийной дорожке, я остановилась под печально известной вывеской из кованого железа. Рядом со мной молодой австралийский пеший турист прятал маленькую видеокамеру в рукав куртки, чтобы уберечь объектив от дождя. Я разобрала знакомый сильный акцент, когда он шел вдоль забора из колючей проволоки и наговаривал на камеру комментарий.

Вдоль дороги, ведущей к Аушвицу, выстроились обнаженные деревья. Капли дождя падали с ветвей на мой капюшон, смешивались с песком в лужах под ногами. По большей части строения возле входа были двухэтажными, из прочного красного и оранжевого кирпича. Согласно моей карте, в блоках номер четыре, пять и шесть размещались экспозиции «Истребление», «Материальные доказательства преступлений» и «Один день из жизни заключенного».

Я толчком открыла тяжелые деревянные двери. Внутри бараков было холоднее, чем на улице, и я засунула онемевшие пальцы поглубже в карманы. Здесь были комнатки со стеклянными стенами, битком набитые личными вещами, отобранными у жертв: помазками и зубными щетками, металлической кухонной утварью, искусственными конечностями и костылями, крышками от баночек с кольдкремом, детскими кофточками и молитвенными накидками. Там высилась гора обуви, более восьми тысяч штук, и ярко окрашенная кожа самых маленьких детских ботиночек выделялась среди облезлых взрослых, коричневых и черных. И еще одна гора – из потертых чемоданов с бирками, на которых были написаны имена, даты рождения и слова типа waisebkind – «сирота» по-немецки.

Были выставлены отрезы ткани, сделанной из волос женщин-узниц. Рядом комната длиной почти сто футов была полна отрезанных кос и клоков седеющих локонов и кудрей. У меня, стоявшей по другую сторону стекла, болезненно сжался желудок. К тому времени как советские войска освободили лагерь в 1945 году, бо́льшая часть волос узниц Аушвица была уже отослана на немецкие фабрики – там их перерабатывали в фетр и нитки, из которых затем вязали носки для экипажей подводных лодок, делали зажигательные механизмы для бомб, использовали как набивку для матрацев и подушек. Однако русские солдаты нашли еще более семи тонн человеческих волос, упакованных в бумажные мешки.

За другой стеклянной стеной высилась куча спутанных пыльных очков. В моей груди скрутился тугой узел. Для меня очки Шона были важнейшей частью его образа. Его глаза не вырабатывали достаточного количества слезной жидкости, чтобы пользоваться контактными линзами, поэтому он носил очки с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать. Он вечно забывал класть свои очки в темно-синей оправе на место и частенько начинал утро с вопроса: «Мисс, очки мои не видела?»