Читать «На Лене-реке» онлайн - страница 6

Франц Николаевич Таурин

Таня редко задумывалась, любит ли ее муж, может быть, потому, что была уверена в глубине его чувства.

Жили они дружно.

— Завидки берут глядеть на вас, — говорила старушка соседка, — не сглазить бы. Счастливая ты, Татьяна!

— Это верно, — полушутя, полусерьезно отвечала Таня, — я с детства счастливая.

…Таня родилась и выросла в небольшом прикамском городке. Она была единственной дочерью старого рабочего-рамщика лесопильного завода Петра Алексеевича Шинкарева.

Петр Алексеевич и его жена Екатерина Перфильевна очень любили свою дочь, но не избаловали ее.

Хотя особой нужды в помощниках по хозяйству не было, мать с ведома и одобрения отца с детства начала приучать Таню к работе «по домашности».

Часто соседки, забегая за чем-либо к Перфильевне, заставали маленькую Таню за делом: она то подметала пол, то стирала пыль с нехитрой шинкаревской мебели, то поливала цветы…

Тане исполнилось пятнадцать лет и она закончила семилетку, когда Алексеич завербовался на Крайний Север, в далекий Приленск.

Таня любила Каму, эту быструю полноводную реку, и с большой грустью покидала ее.

— Не грусти, дочка, и там при воде жить будем. Наше производство всегда у реки стоит, — утешал Таню отец.

Таня не спорила, но про себя думала, что вода воде рознь, разве может другая река сравниться к Камой.

После долгого пути добрались к верховьям Лены. Таня с нескрываемым пренебрежением смотрела на неширокую реку, зажатую между крутыми лесистыми берегами. Далеко оставшаяся Кама была милее ее сердцу.

— Погоди, дочка, здесь речка только из колыбельки выпрыгнула, а нам по ней до места еще две тысячи верст плыть, — угадывая Танины мысли, говорил Алексеич.

Очередного рейса парохода ждать было долго, и семейство Шинкаревых погрузилось на отплывающие в Приленск карбаза — что-то среднее между лодкой-плоскодонкой и паромом с высокими бортами.

— Здесь и лодки-то как ящики, — удивлялась Таня.

— Это не ящики, девонька, — с обидой в голосе возразил караванный лоцман, могучий старик с хмурым лицом, заросшим до самых глаз черной кудлатой бородой. Он не торопясь набил трубку и пояснил: — Это самое главное ленское судно. Почитай, весь груз по Лене в низовья на карбазах идет. Эта посудина всю Лену кормит.

Груженые карбаза сцепили в связки, по четыре штуки в каждой, и караван тронулся в далекий и опасный путь. В верховьях Лены много извилистых мелких перекатов, и здесь неповоротливым карбазам угрожает опасность сесть на мель, «присохнуть», как говорят лоцманы. Местами зажатая береговыми скалами река мчится со скоростью горного потока. Малейший недогляд лоцмана может привести к гибельному удару о скалистый откос берега. Даже на удобном и просторном плесе внезапно разыгравшийся ветер может выбросить караван на берег, и, наконец, в среднем течении Лены, на подходе к Приленску, где беспокойная река, ежегодно меняющая фарватер, замывает одни и углубляет другие рукава, можно заплыть в неходовую протоку и остаться там навсегда…

С каждым днем неторопливо плывущие карбаза переносили Таню все дальше и дальше на север, и каждое утро все новые и новые картины, одна красивее и величественнее другой, открывались ее изумленному взору. Высокие откосы берегов почти от самой воды густо заросли частым хвойным лесом. На крутых склонах зеленеют сосны, в распадках и долинах отливают темной синевой мохнатые ели. Когда же солнце, склоняясь к закату, спрячется за скалы, тайга темнеет, и почерневший гребень еще рельефнее выделяется на голубовато-лиловом предзакатном небе. Среди зелени высятся каменистые утесы, их склоны покрыты осыпью разноцветного искрящегося на солнце щебня.