Читать «Белые на фоне черного леса» онлайн - страница 5
Елена Михайловна Минкина-Тайчер
Все эти годы мы жили вдвоем на втором этаже шестого барака, в небольшой темноватой комнате, второй от кухни. В раннем детстве, говорят, за мной присматривала одна из соседок по этажу в надежде, что папа женится на ее дочке, но ни соседку, ни дочку я не запомнила совершенно.
Не знаю, страдала ли я от отсутствия мамы. Вначале больше огорчалась, что нельзя отмечать день рождения, – другим девочкам худо-бедно отмечали, приглашали в гости, пекли пирожок или бабку из темной сыроватой муки, дарили самодельные салфетки и бумажных кукол. Но мой день рождения по какой-то ужасной несправедливости был также днем маминой смерти, поэтому папа молча целовал меня утром и уходил один далеко-далеко, за переезд, где стихийно возникло и все росло, расползалось в разные стороны неуютное поселковое кладбище. Но с началом школьной жизни нехватка мамы ощущалась все болезненнее. Папа не умел заплести в косу шелковую ленточку, оба мои платья всегда казались мятыми, в чулках мгновенно прорывались дырки, особенно на пятках, но главное – мучительно хотелось нежности, объятий, ласковой скороговорки на ночь. Мне даже снилось, что мама сидит ночью на краешке кровати, чудесная красавица-мама в красных сапожках, сидит и гладит меня по спинке, треплет теплой рукой пушистые, как у нее самой, волосы, целует в закрытые глаза.
А в четвертом классе мы вдруг быстро собрались и уехали в Калугу. Как я радовалась, дурочка, как ждала новой жизни!
До сих пор не знаю, как они познакомились, ведь Фаина Петровна работала гинекологом в поликлинике, и папа ни при каком случае не мог оказаться ее пациентом. А Фаина Петровна, насколько я могла потом заметить, общалась только с пациентами. Но факт оказался фактом, через год после нашего переезда в Калужскую область папа и Фаина Петровна расписались, и мы втроем поселились в стареньком, но уютном домике из двух комнат, с верандой, печкой, крошечным огородом и собственной дощатой уборной во дворе.
Кроме того что Фаина Петровна умела готовить очень вкусные пирожки с капустой и яблоками, а по воскресеньям варила густой куриный холодец, на зимних каникулах она даже отвезла меня к знакомой портнихе, и мне впервые в жизни сшили два настоящих выходных платья. Так что жаловаться мне особенно не приходилось, но почему-то не покидало чувство тоски и постоянного неудобства, словно я живу теперь не у себя дома, а на чужой, открытой любому взору площадке. Может, виной всему послужила безумная страсть Фаины Петровны к чистоте и порядку? Ни в коем случае нельзя было оставить в раковине немытую тарелку, уличную обувь полагалось протереть тряпкой и убрать в неудобный ящик у входной двери, школьную форму сразу после прихода домой переодеть и повесить в шкаф, а постель каждое утро застилать крахмальным пикейным покрывалом. Последнее оказалось самым ужасным, потому что я не умела рано вставать, еле-еле хватало времени одеться и косы заплести, а чертово покрывало горбилось и категорически не хотело гладко ложиться на кровать. Но Фаина Петровна настаивала, что неубранная постель – первый признак разгильдяйства и неуважения к себе, и однажды утром намертво встала у входной двери. В результате я опоздала на контрольную, чуть не попала под автобус, но всю жизнь при любой спешке, пожаре и наводнении взбиваю подушки и застилаю кровать идеальным, туго натянутым покрывалом.