Читать «Второй круг» онлайн - страница 27
Александр Степанович Старостин
— План и прочее, — нехотя проговорила она, — доделки.
— Чего такси не взяла?
— Денег не хватило. У меня оставалось только на машину, а я соскучилась по Москве, каталась и не подрассчитала.
Он взял рюкзак.
— А ничего, тяжелый, — похвалил он.
— Ты моих писем, конечно, не получал, — сказала она, давая ему возможность благополучно соврать.
— Получал.
— Там, в поле, писем ждешь не так, как здесь… Приходит вертолет, ты бежишь, ждешь, когда выкрикнут твою фамилию… Ладно.
— Обидно, понимаешь, читать про всякие там закаты… Ну, всякое «Сырая тяжесть сапога, роса на карабине, кругом тайга, одна тайга, и ты посередине». Я вообще-то не люблю, когда мне рассказывают про какое-то путешествие в Боливию или Францию, сопровождаемую иллюстрациями и фотографическими доказательствами. Не люблю, когда про Лондон, Париж и Рио-де-Жанейро…
— Успокойся. Тайга — это не Рио-де-Жанейро.
Когда они подошли к подъезду и вызвали лифт, Маша сказала:
— Заходи вечером. Придут ребята.
— Не обещаю, — буркнул он. — Нужны мне твои ребята — землепроходцы, Харитоны Лаптевы, Семены Дежневы… Мне обидно, когда жизнь бесцветна, в гуле и дыму. Я неудачник, и завистник, и озлобленный, и недовольный, с недоразвитой душой. И никто меня не любит. Я плохой.
— Я тебя люблю с пятого класса.
— С любовью ре шутят, Маша.
— А я и не думаю шутить. Правда, приходи.
— Мария! — сказал он, дурачась и подвывая. — А ежели я оступлюсь в какую-то илистую грязную яму, и нарушатся все законы природы, и вода изменит свой удельный вес, и я буду тонуть, ты мне бросишь какую-нибудь, ну хоть фиолетовую, тряпку, чтобы я выбрался?
— Не тряпку, а руку.
Он улыбнулся, скорчил рожу, показывая, что шутит, и похлопал Машу по плечу — в этот момент ее лицо сделалось по-детски беззащитным, — и побежал кратчайшей дорогой к автобусу. Он опаздывал.
Он еле успел вовремя на работу. Влетев в диспетчерскую, упал в кресло, вытащил платок и вытер лоб.
— Жарко! — сообщил он, улыбаясь «обезоруживающе» добродушно-ехидной улыбкой.
Начальник смены Михаил Петрович, маленький, лысенький, но нестарый, с незагорающим лицом и большими черными глазами, медленно повернул к нему голову. В его глазах застыл немой укор.
— Что? — спросил Росанов, нахально рассматривая пушок («как у ощипанного цыпленка») над ушами своего начальника.
Михаил Петрович тяжело вздохнул и надел аэрофлотовский картуз.
— Что-нибудь случилось? — повторил Росанов.
Михаил Петрович выдержал паузу и тихо, со «значением» произнес:
— Ничего не случилось.
— Я подумал, что вы хотите что-нибудь сообщить.
«Ну отчего, Миша, ты никак не загоришь? И отчего ты глазами сверкаешь?» — подумал Росанов, пододвигая к себе журнал передачи неоконченных работ и план вылетов.
— Я ничего не хочу вам сообщать, — произнес Михаил Петрович. Он терпеть не мог Росанова.
«Ну отчего, Миша, у тебя руки всегда грязные и ногти поломанные? Ведь ни черта не делаешь руками. Ответь мне. Ну ответь».
Само собой, Михаил Петрович не мог ответить на этот волнующий Росанова вопрос.
Итак, Михаил Петрович сверкал глазами и заставлял техников играть в домино или мыть стремянки в ночные дежурства. Само собой, свинство спать ночью, когда есть работа. Это знает самый последний разгильдяй. Но что прикажете делать, если все самолеты технически готовы, вновь прилетающих нет и не предвидится и вообще туман пропитал землю на три метра вглубь? Михаил Петрович приказывал бодрствовать. Во время бодрствования можно было стучать в домино, читать регламент техобслуживания и дремать, но только сидя. Росанов терпеть не мог Михаила Петровича не только за порядки: глядя на него, он вспоминал фотографию лысого человека с упрекающими глазами.