Читать «Темпоград. Роман» онлайн - страница 142
Георгий Иосифович Гуревич
- Хорошо, я доволен тобой, иди. Не сюда, в ту дверь иди. Продолжай писать.
- У ног твоих лижу пыль, величайший.
Почему его уводят другим ходом? У верховного жреца не спросишь. Может быть, знатных гостей ждет, а может быть, просто так, важность напускает.
Сыровато в подземных проходах. Приятная прохлада, но ступени скользкие. Не грохнуться бы…
- А-аа-ахх-хр-ррр!
Петля на горле. Душат.
- А… пусти… хррр! За что?
Лицо налилось кровью. Рука ерзает по петле.
За что?
В голове вопрос, а слова не выходят из горла. И воздух не входит. Мутится…
Всплеск. Тяжелое падает в воду.
- Вот и вся недолга, - говорит один из палачей самодовольно. - Чисто сделано. Остальное приберут змеи. Как, по-твоему, заслужили мы жбан хмельного? - И он облизывается заранее.
- Не болтай, - говорит его подручный. - Кто болтает, тот воду хлебает.
И думает про себя: «Этот Клактл что-то разузнал у тонконогих. Теперь и я знаю, что он знал лишнее. Не нахлебаться бы и мне воды. Смываться надо, пока жив».
* * *
Выживают догадливые. В эту самую минуту верховный жрец кидает в огонь свиток Клактла.
- Безбожно и безнравственно, - ворчит он. - Клактл замолчал, всех друзей его уберу потихоньку, потом уберу и убирающих, так чтобы не осталось ни следа. А главное - не пускать на Реку ни одного тонконогого! И чернь забудет. Грязные ноги и мозолистые спины, а головы пустые.
И, презрительно поджимая губы, он смотрит через узкое окно на Реку, на барки и плоты, на базарную толчею у пристани.
* * *
Базар - по-южному пестрый и крикливый, щедрый и неопрятный.
Яркие пирамиды аппетитных фруктов, кучи гниющих объедков, свежая трепыхающаяся рыба, мухи над попахивающими тушами, змеи, подвешенные за голову, от них отрезают локоть или пол-локтя мяса, горшки, ножи, и копья, бусы, серьги и кольца, лепешки, плащи, хмельное пиво, амулеты. Зазывают, гонят, торгуются, льстят, бьют воришек, упрашивают, ругаются…
У ограды возле кучи мусора слепец. Может, и притворяется, но принято, что на базаре поют слепые. Пощипывая когтями струны из сушеных кишок, он клохчет доверительной скороговоркой:
- Схиу-схитл, тлаххаххатл. Шиворот-навыворот, все наоборот.
Мы шлепаем по грязной земле, голову несем наверху.
А они головой вниз шагают по небу, тонкие ноги погружают в чистые облака.
Мы, задрав голову, с завистью следим за птицами.
А они нацепили крылья и смотрят на нас с высоты.
Мы лижем пыль у ног властителя, принося дары за то, что он распоряжается.
А у них народ распоряжается, а дети властителей обжигают горшки.
Мы затягиваем пояс потуже, потому что нет у нас гроша на сухую лепешку.
А они идут в лавку без денег, берут, что на полках лежит, говорят «спасибо» и уходят.
Мы низко кланяемся жрецам, чтобы прочли за нас иероглифы молитвы.
А у них все детишки читают… как вырастить два колоса вместо одного.
Мы воспеваем могучих героев, ловко отрубающих руки и ноги, сердца пронзающих метким копьем.
А они руки и ноги приращивают, вставляют новые сердца старикам и новые глаза слепцам.
Схиу-схитл, тлаххаххатл. Все наоборот! У нас - у них, у них - у нас, у нас - у них, у нас… Что наоборот? Где наоборот? Где шиворот-навыворот? Где как полагается?