Читать «Тропы вечных тем: проза поэта» онлайн - страница 433

Юрий Поликарпович Кузнецов

Ответ. Парадокс, а значит красоту, значит одиночество, деньги, умеренность.

[Вопрос. Какие у вас на этой почве расхождения с этикой?]

[Ответ. Чисто классические.]

Вопрос. Да, вы не однолюб, а что вам нравится в людях?

Ответ. То, что они умеют говорить.

Вопрос. Что вам не нравится в людях?

Ответ. То, что они плохо говорят.

Вопрос. Что вы цените в людях?

Ответ. Искренность. Человек должен веровать во что-либо.

Вопрос. Как вы относитесь ко всему сказанному?

Ответ. Мы молоды и нам хочется позы.

[Вопрос. Какого чёрта ты всё время валяешь дурака, Феликс?]

[Ответ. Жизнь слишком уж важна, чтобы нам [разговаривать о ней серьёзно] оставаться серьёзными.] Но лучше я почитаю свои стихи.

Он читал шедевры кошмара:

Здесь День Влез В лень, В гной Роз, В зной Грёз, В писк Драм, — Вниз — К вам!

Или „… Христос, ты стар…“ — И дальше какая-то мистическая чушь.

Но это было старо, как бренный мир.

Нас было пятеро мальчишек, носящих повязанный на руке выше кисти чистый носовой платок: Панды, Феликс, и ещё двое — писали стихи. Потом я втащил Витьку Пыжова, его охмурили, выдавили из него нечто великолепное:

„Женственность — это высшая гармония“ — после чего Панды завопил:

— Я знал, я знал — кошки гармоничны!

— Надо говорить грубо, это наглядно… Я пришёл к вам, чтобы уйти от вас.

И он сбежал.

— С вами нельзя бороться: вы играете.

— Это только щит, — важно произнёс Феликс. — Но у тебя нет на него копья.

Витька завыл от бессильной ярости, и, скрываясь, показал кулак.

Огурцы лежали на тарелке, нарезанные пятаками.

— Ненавижу огурцы, — сказал Феликс. — Они стары, опавши в боках и осклизлы внутри. Ты в третий раз покупаешь огурцы. Почему нет шпрот?

— А их нет. В магазине есть огурцы и ливерная колбаса, — спокойно сказал Панды.

— Ты совсем перестал ловить мышей, Панды, — рассердился Феликс, — тебя надо женить и отдать в ночные сторожа. Вот тогда ты повертишься. Не хватало ещё ливерной колбасы!

Но Панды пошёл:

— Когда нам дают действительность, нам мало её. Мы не довольны действительностью. Хотим того, чего нет. Человеку нужен идеал. Это то, что называют целью в жизни. Мой идеал — прекрасное. Что касается Феликса, — добавил он, — то его жизнь, как он сам признался задним числом, тяготеет к животной основе, а идеал — шпроты.

— Панды, положительно, ты напился. Но я оправдываю твою тупость. Она исходит от близорукости. Да и что ты мог ещё разглядеть сквозь толщу винных паров? — [снисходительно сказал Феликс.] — Но насчёт цели я несколько согласен. Это мечта, пожалуй. А идеал. К сожалению, идеал — это туфелька Золушки, которую мы примеряем почти к каждой ноге, а от этого она только разнашивается и приходит в негодность.

— Браво, — сказал Панды. — Хотя пессимистично. Однако будет очень жаль, если твой великолепный пессимизм стимулировала всего навсего тарелка с солёными огурцами.

— Колбасник! — замахнулся Феликс вилкой. — Меня удерживает от полного пессимизма сознание, что не все люди такие несносные тупицы, как ты.

— Я читаю Канта, — самодовольно произнёс Панды. — И пишу статью по эстетике.