Читать «От предъязыка - к языку. Введение в эволюционную лингвистику.» онлайн - страница 105

До того, как всерьёз заняться наукой, Д. Бикертон писал романы. «Тропикана» (1963) — самый известный среди них. Художественная закваска пригодилась автору этого романа и в науке. Первый заголовок в его книге — «Язык Адама» — плод этой закваски. Кроме того, он унаследовал из своего художественного творчества любовь к интриге. В чём она у него сказалась? В противоречивости. Я хочу привести здесь четыре пары его заявлений, которые своею противоречивостью интригуют читателя, а интрига — это художественный приём.

Заявление 1.1: «Конечно же, есть и такие, кто заявляет, что некоторые животные тоже обладают культурой. Если определять культуру так, как это делают они, в терминах передачи некоторых выученных форм поведения от одного животного к другому, это, очевидно, так. Пример — японские макаки, одна из которых научилась смывать песок с батата, прежде чем его, а другие, наблюдая за ней, делали так же, и это вошло в привычку. Или шимпанзе с Берега Слоновой Кости, которые разбивали кокосовые орехи и учили этому своих детёнышей. Но эти примеры „культуры животных“ настолько скудны и убоги рядом с необъятным и постоянно возрастающим количеством человеческих традиций, историй, ремёсел, искусств и наук, что любое сравнение выглядит как отчаянная попытка выполнить какой-то божественный план» (там же, с. 114).

Заявление 1.2: «Ещё двадцать лет назад было широко распространено убеждение в том, что язык связан с орудиями — с изготовлением орудий — или, например, с обучением других их изготовлению и использованию. Потом было обнаружено, что и шимпанзе создают и используют орудия: из листьев они делают губки, чтобы впитывать воду из углублений; заточенными палочками они выуживают термитов из термитников. Кристофер Бёш (Christopher Boesch) показал, что шимпанзе с Берега Слоновой Кости не только разбивают орехи с пальм при помощи инструментов, но и учат этому своих детёнышей. Надо признать, что эти инструменты довольно примитивны, но такими были они и у наших предков больше двух миллионов лет назад. Если обезьяны могут и при этом обходиться без языка, зачем же нам понадобился такой эволюционный скачок для тех же самых вещей?» (там же, с. 26).

В заявлении 1.1 Д. Бикертон совершенно справедливо осуждает приматоцентристов за то, что они уравнивают предкультуру обезьян с культурой людей. Однако в заявлении 1. 2 он сам впадает в приматоцентристский грех, поскольку ставит знак равенства между инструментами, которыми пользуются обезьяны, и орудиями труда, которые изготовляли первобытные люди.

Какому же из этих заявлений верить? Первому. Исходя из него, мы должны признать критику Д. Бикертона, направленную на трудовую (орудийную) гипотезу о происхождения языка, неудачной. Почему?

Как на изготовление орудий труда, так и на создание языка у первобытных людей была направлена одна и та же энергия — культуросозидающая. Эта энергия распросторонялась на все области появляющейся культуры — будь то первые орудия труда или первые слова. Как же можно в таком случае их отрывать друг от друга? Между тем Д. Бикертон не стеснялся это делать. Об этом свидетельствует такой его вопрос: «Другой вопрос — почему. В то время как некий простой протоязык начал развиваться, культура, похоже, стояла на месте практически до того момента, когда появился наш собственный вид, Homo sapiens sapiens — человек разумнейший из разумных?» (там же, с. 157). Этим вопросом его автор противоречит собственному утверждению: «Язык не развивался в вакууме» (там же, с. 114).