Читать «Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России» онлайн - страница 59

Из диалога двух мужчин после теракта в Париже:

— Я понимаю, что это не социально одобряемые мысли. Но думаю, нужно было бы больше Париж разбомбить. Ведь с нашей стороны больше человек погибло [имеется в виду в авиакатастрофе российского самолета над Синаем].

— Я тоже об этом думаю.

Комментарий в сети одного психотерапевта о тех, кто скорбит по погибшим в теракте в Париже:

«Сострадание-вариант эмпатии, об чем „пичалька“? Ну пострадают, погорюют, попиздят на тему „какой ужас“ — невелика потеря».

После этого теракта Фэйсбук предложил в знак поддержки пострадавших окрасить аватарки в цвет французского флага, что вызвало всплеск гневных реакций. Вот одна из них:

«Почему вы так легко меняете свой персональный Аватар, свою персональную идентичность, свой Лик на чужой флаг? <…> У вас сменилась политическая идентичность? Из-за первой атаки террористов?»

Похоже, что для некоторых жертвы терактов разделились по своей государственной принадлежности.

Но одновременно со скоротечной эйфорией, исступленной ненавистью и потерей нравственного чувства, поднимал голову страх. Открыто о страхе надвигающихся репрессий говорили и писали «либералы». Но, пожалуй, еще в большей степени страх охватил молчаливо-аполитичную часть общества. В кулуарах нередко приходилось слышать произносимые едва ли не в полголоса слова: «ходить на митинги очень опасно, там может произойти что угодно», «а вот ты на лекцию по политической тематике пошел, не боишься, что ФСБ отслеживает, кто там собирается, вдруг снова 37-й будет?», «я разделяю твои взгляды, но разве можно их так прямо высказывать?» Уже в феврале 2016 года, когда я пригласил одного знакомого на лекции общественного проекта «Новосибирский открытый университет» по курсу «Тоталитаризм вчера и сегодня». Он шутливо спросил: «А там после лекции сразу „оформлять“ не будут?» Страх такой знакомый по жизни в Советском союзе был полностью реанимирован за последние два-три года.

Проявлением страха объясняется и скрытая цензура на научных конференциях, в издательствах и учреждениях культуры. Так на конференции посвященной тревогам и страхам отклонили мой доклад о психических последствиях советского тоталитаризма, мотивируя это тем, что якобы он не соответствует теме конференции. Страхом объясняется и то, что не только государственные, но и негосударственные организации стали отказывать в предоставлении помещений для выступлений оппозиционеров, и других людей и мероприятий, которые ассоциировались с нелояльностью к текущей государственной точке зрения. Так в Новосибирске было отказано в предоставлении помещения для проведения фестиваля украинского кино, хотя это мероприятие никак не затрагивало политические темы, а в основном демонстрировало украинские фильмы 60–70 гг. Практически в последний момент было сорвано выступление Андрея Макаревича с лекцией в Новосибирске. Как и всегда в подобных случаях, администрация «Технопарка», в котором планировалось выступление, внезапно заявила, что в силу загруженности учреждения заказами все помещения будут заняты. С аналогичными ситуациями сталкивались и гражданские активисты, занимавшиеся организацией выступлений оппозиционных политиков или просто встреч, на которых обсуждались события, происходящие на Украине. Подобные процессы происходили во всех других городах.