Читать «Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России» онлайн - страница 123

Следующий пример. Диалог двух мужчин:

— На Украине идет гражданская война…

— Ну какая гражданская война? Там же российские военные воюют. Об этом уже столько публикаций есть… Если у тебя знакомые военные есть, они сами тебе скажут, что это так. Это военное вторжение России.

— Ну так говорить нельзя… Мы конечно все понимаем… В Афганистане тоже вроде как гражданская война шла… Но говорить, что это военное вторжение нельзя… это по отношению к России непатриотично…

Четвертый пример. Впечатления украинского общественного деятеля Вадима Черного о российских депутатах:

«Украинские депутаты просты и циничны. Закончив публичную речь и сидя в буфете, они говорят правду и нисколько не верят в тот бред, который только что несли с трибуны или в студии.

Русские депутаты совсем иные. Выходя с эфира, они продолжают повторять откровенную ахинею, вроде отсутствия не только русских военных, но и русского оружия на Донбассе. <…>

Причем, впечатления идиотов они не производят. Предположу, что это очень глубокий страх, заставляющий их выстраивать для себя альтернативную реальность. Они настолько нутром боятся системы, что отождествляются с ее тезисами совершенно искренне.

В этом жуть общения с ними. Перед тобой не люди, а орки. Они принципиально отличаются от людей отсутствием какого-либо рационального анализа. У нас может быть разная система аксиом, но логика одинакова и у Евклида, и у Лобачевского, и в Тернополе, и в Донецке. У них же нет той самой логики, которая отличает людей от зомби.

Это очень странное ощущение, когда перед тобой человек, сохраняя внешне человеческий облик и человеческие повадки, в самом глубинном смысле ведет себя не по-человечески».

В последних двух примерах, мы имеем дело с тем, что Оруэлл назвал «двоемыслием» или «покорением действительности». Как в книге Оруэлла, так и в советской и сегодняшней российской жизни двоемыслием в совершенстве владели люди приближенные к власти (или стремящиеся к ней приблизиться), поскольку от этого собственно зависела их карьера и материальное благополучие.

Таким образом, когнитивный стиль человека с ТПК включает в себя паттерны игнорирования информации, которая может вызвать ощущение нелояльности к госвласти, либо, если оно даже возникает, субъект избегает обсуждать его и вызвавшие его инциденты с другими людьми, либо факты, которые могли бы вызвать нелояльность, перетолковываются в выгодном для текущих представителей госвласти свете. Что касается избегания и игнорирования тревожной информации, то здесь можно провести параллель с воспоминаниями Бруно Беттельхейма о пребывании в нацистском концлагере: «Чтобы выжить, приходилось активно делать вид, что не замечаешь, не знаешь того, что СС требовало не знать. Одна из самых больших ошибок в лагере — наблюдать, как измываются или убивают другого заключенного: наблюдающего может постигнуть та же участь». Весь Советский союз, по сути, был большим лагерем, только с мягким режимом содержания. В нем были области, о которых рядовому гражданину знать было не положено, и которые если и обсуждались, то только шепотом. Что касается «двоемыслия», то, как уже говорилось выше, в первую очередь его использовали и используют люди, которые хотят заслужить милость власти. Хотя, вероятно, некоторыми индивидами оно может использоваться бессознательно и вполне бескорыстно просто для того, чтобы избежать внутреннего конфликта с самим собой. Таким образом, личность с тоталитарным комплексом подобна глине в руках гончара — она демонстрирует готовность менять свои мнения и убеждения, ориентируясь на требования властного авторитета. Еще в середине прошлого века Ханна Арендт отметила: «<…> Если существует такое явление как тоталитарная личность или ментальность, то ее характерными чертами несомненно будут исключительная приспособляемость и отсутствие преемственности во взглядах».