Читать «История античной эстетики. Последние века» онлайн - страница 644

Алексей Федорович Лосев

Третья ступень "музыканта" вовсе не находится в состоянии неистовства и не вдохновляется музами. Это - тот человек, который умеет находить красоту во всех вещах подобно платоновскому "эротику". Платон пишет (Phaedr. 248 d): "Душа, видевшая всего больше, попадает в плод будущего поклонника мудрости и красоты, или человека, преданного музам и любви". По Платону, это первая и высшая категория душ. Дальше, в порядке последовательного снижения, следуют: законопослушный царь, государственный деятель и хозяин, врач и охранитель тела, прорицатель. И только на шестом месте у Платона стоит поэт и вообще подражатель (248 е), так что ниже остаются только ремесленники с земледельцами, софисты и демагоги и, наконец, тиран (In R. P. I 58, 27 - 59, 20).

Четвертая ступень музыки является только уточнением третьей ступени. Здесь не только поддерживается политическое значение музыки, но, в частности, говорится о гармонии и ритме. В правильном государстве они возводят "к истине" и от чувственного мира возводят в мир умопостигаемый (59, 20 - 60, 6). При общем довольно слабом противопоставлении поэзии и музыки в специальном смысле Прокл все-таки считает поэзию разновидностью общей музыки. Ее сущность заключается в подражании, но подражание это неизменно должно вести от чувственности к моделям (paradeigmata), которые, очевидно, не отличаются от указанной только что умопостигаемой истины (60, 6-13).

6. Общее введение в теорию идеальной поэзии

Эта теория идеальной поэзии уже намечена в предыдущем пункте. Но прежде чем дать ей окончательную формулу, Прокл указывает целый ряд отдельных особенностей идеальной поэзии, где содержится ответ на основной вопрос и дается критика плохих поэтов, составляющая ответ на седьмой вопрос.

а) В шестом ответе (60, 14 - 63, 16) Прокл распространяется по преимуществу о тех гармониях и ритмах, которые Платон допускает в своем идеальном государстве. Это - дорийский строй, возбуждающий бодрость и мужество в военном деле, и фригийский строй как соответствующий мирной жизни. Почему Платон выбрал именно эти строи, было неясным и в древности и остается неясным еще и теперь. Если дорийский строй действительно рассчитан на бодрое и мужественное состояние духа, то, по общему мнению всей античности, фригийский строй отличается возбужденным и даже экстатическим характером. Прокл указывает на тогдашние споры по этому вопросу, но сам не решает его в отчетливой форме (61, 24-28). Меньше всего сомнения вызывал дорийский строй, и уже приводившийся текст из Платона, говорящий об этом строе, отличается даже большим гиперболизмом. Здесь подлинный музыкант тот, кто проявляет "прекраснейшую гармонию" не на лире и вообще не на музыкальных инструментах, но "в жизни", "не ионически, не фригийски и не лидийски, а прямо дорически", когда музыкант тем самым "выражает единственную эллинскую гармонию" (Lach. 188 d). Что же касается фригийского строя, то Прокл приводит отрывок из "Миноса" (318 b), диалога, признаваемого в настоящее время неподлинно платоновским. Здесь о фригийских напевах говорится, что они "наиболее божественны", что "они одни трогают [души]" и "выражают [состояние] тех, кто чувствует нужду в богах", почему "они как божественные и сохранились еще до сих пор". Это мнение - тоже преувеличенное, причем и сам Прокл добавляет, что фригийские напевы "не помогают воспитанию" (In R. Р. I 62, 9). Таким образом, по вопросу о фригийском строе у Платона Прокл не дает ясного ответа.