Читать «История античной эстетики. Ранний эллинизм» онлайн - страница 80

1. К.Прантль

Ввиду отсутствия источников, говорит Прантль{101}, установить различия логического учения у отдельных стоиков невозможно, и приходится излагать всю стоическую логику вообще, полагаясь в первую очередь на Хрисиппа. Логическое учение стоиков Прантль именует весьма поверхностным{102}, а в некоторых его аспектах - и просто глупым{103}.

Прантль считает, что стоики, формально переняв положение Платона и Аристотеля о заключенности всякого знания в рамках человеческой речи, человеческого "логоса", бездумно пренебрегли очевидным различием между телесно-природной звуковой стороной речи и ее восходящей к духовной сфере значимой осмысленностью. Не понимая сложной проблематики философии языка и не испытывая потребности в изучении его механизмов, они, по Прантлю, надеялись, что в 24 буквах алфавита они уже имеют тот непоколебимый исходный пункт, благодаря развитию которого возникает человеческая речь во всем ее многообразии{104}. Так стоики положили начало той "мизерабельной" грамматике, которая через средневековую школу дотянула свое существование до современности, о чем Прантль весьма сожалеет.

Стоическое лектон, по Прантлю, является следствием столь же формального подхода к проблеме языкового обозначения. Это лектон - не сама вещь, а ее языковое выражение, говорит Прантль; а с другой стороны, лектон - и не субъективная мысль в душе говорящего. Поскольку бестелесное лектон стоики делают материалом и основанием своей логики, их учение, согласно Прантлю, есть номинализм{105}; так что стоическое учение о категориях, опирающихся на бестелесное лектон, является, по Прантлю, первой в истории философии "номиналистической онтологией"{106}. В учении стоиков о "внутреннем" и "произнесенном" логосе Прантль усматривает лишь невероятное смешение грубейшего материализма и крайне формалистического номинализма{107}. Стоит Прантлю углубиться в стоическое учение, как он убеждается, что стоики не имели ни малейшего представления о том, как единичное становится воплощением сущностного понятия, но всякое случайное обобщение, заключенное в языковом выражении, считают уже достижением универсального понятийного единства, возвышающегося над эмпирическим множеством{108}.

Гигантская история логики Прантля, созданная сто лет назад в четырех больших томах убористого шрифта, в свое время была огромным достижением науки, так что многие представители античной и средневековой логики, прочитанные и изложенные Прантлем, еще и до сих пор остаются никем не прочтенными, не проанализированными и даже не изложенными. Легкомысленная и убогая оценка стоического лектон у Прантля сейчас потеряла уже всякое значение. Конечно, остаются в силе многочисленные исторические тексты, которые приводит Прантль, и приводит их в античных подлинниках. Те времена, когда действовал Прантль, еще были неспособны понять всю утонченность стоической концепции лектон. Было непонятно, как это лектон, лишенное всяких категорий бытия или небытия, может быть словесной предметностью, да еще претендовать на центральное место во всей стоической логике. Прантль в этом смысле рассуждает вполне примитивно: если лектон есть словесный предмет в абстрактном виде, то, значит, оно мало чем отличается от слова; а если оно применяется у стоиков для построения всей логики и онтологии, то, значит, здесь у стоиков просто номинализм, или номиналистическая онтология. Однако мы уже сейчас должны сказать, что у стоиков ровно никакого номинализма не было. А те недостатки учения о лектон, которые мы находим у стоиков, хотя они и создавали у них некоторого рода дуалистическую тенденцию, мы должны рассматривать в контексте всей философии стоиков. Но эта философия стоиков, согласно большинству исследователей, во всяком случае является безусловным монизмом. То, что не умещается в этот монизм (оно не умещается и у всех других античных философов), это требует самого тщательного исследования, которое у Прантля отсутствует нацело.