Читать «История античной эстетики. Ранний эллинизм» онлайн - страница 116

Поскольку для стоиков теория должна была служить руководством для добродетельной практики, для них особо важным оказалось исследование причинных отношений. Однако в конечном счете, по мнению авторов, стоическая логика начинает блуждать в пустом формализме, очевидная цель которого - лишь произвести эффект отвлеченной остротой ума{136}.

Стоическая логика, как правильно рассуждают наши авторы, вырастает из стоического учения о языке. В языке действует тот же логос, что и в мышлении, но только "вынесенный наружу". В своем учении о языке стоики опираются на понятие природы. Так, имена вещам даются людьми, с одной стороны, сознательно, поскольку язык есть создание логоса: однако выбор обозначений совершается не произвольно, но в согласии с природой вещей. С точки зрения субъекта язык искусствен, с точки зрения объекта - природен.

"Однако, поскольку человеческая природа не прирождена человеку, но возникает лишь в результате его собственного усилия и совершенного развития разума, искусственный продукт человеческого разума природен тогда, когда он соответствует разумной природе человека. Поэтому с точки зрения животной природы живого существа язык не от природы, но с точки зрения специфически человеческой природы он природен"{137}.

Авторы усматривают здесь специфическую расплывчатость стоического понятия природы, которым можно произвольно манипулировать.

В заключение книги авторы по поводу неуловимости понятия истины у стоиков, которое "причиняет исследователю головную боль"{138}, приходят к выводу, что концепция природы, которая служит для стоиков формой и нормой, бытием и смыслом, столь пуста, что истину у них не приходится искать в природе объектов, поскольку истина и ложь целиком зависят от субъекта.

"В конечном счете, мыслящим субъектом оказывается сам стоик, которому дается возможность, когда он верит в гносеологические догмы стоиков, говорить о своей монополии на обладание истиной. Истина должна при этом заключаться в том, что сообразное природе, то есть отвечающее человеческому разуму, представляет собой единственно истинное, то, что скроено по бессодержательным схемам обессмысленной "природы" и чьим критерием оказывается не его природа, но согласие верующего субъекта"{139}.

"Стоическая логика обнаруживает двойственное значение понятия природы: природа присуща как объектам, так и мыслящему субъекту. Поскольку, однако, природа объектов определима лишь субъективно, она зависит от природы субъекта и всегда произвольным образом модифицируема в интересах субъекта. Напротив, природа субъекта, которая представляет собой не природную, но искусственную, вторую природу, не имеет никакого мерила для своего ориентирования, кроме намерения тех, кто устанавливает норму и объявляет полезное себе за угодное всеобщности. Таким образом, сила декретирует, что должно считаться природно естественным, и слепое послушание угнетенного индивида позволяет рассматривать рабство как нечто природное. Понятие природы, которое в социальной сфере не оборачивается против несправедливости, но выводится из привычных догматов, слепо и ослепляет своих сторонников. В руках зрячих оно служит для того, чтобы гарантировать им властное положение и кормить широкие слои народа дешевым утешением. Стоическое понятие природы, которое апеллирует к разуму, не желая побудить его к прорыву, но поощряя вместо него догматическую веру сторонников, позволяет выдать неразумность за разум, неприроду за природу, так что индивид достигает столь полного извращения, что ощущает свое собственное несчастье как счастье"{140}.