Читать «Смысл жизни: учебное пособие» онлайн - страница 21

Валерий Петрович Даниленко

• Как охотно ты, добрая, открытая душа, делилась с медиками своими мыслями и чувствами. Тебя слушали. Понимали, что это тебе необходимо (17 января).

• Мне снился чудный сон — ты. Перед самым пробуждением. Ты пришла ко мне на свидание. Здоровая, спокойная, ласковая. Сказала что-то о лекциях, которые тебе надо писать. Я обнял тебя, поцеловал. Меня охватило радостное изумление: я знаю, что ты умерла, и мне непонятно, как ты оказалась дома. Боюсь тебя об этом спросить. Но про себя решил вот что: ты вернулась, кончились мои страдания. Какое счастье! И — я проснулся (17 января).

• Мне было жалко не серёжек, которые у тебя украли в реанимации кардиологического отделения на 8-й Советской, мне до слёз было жалко тебя. Они были тебе так дороги! Были сделаны из золотых часов твоего папы. Вот почему ты так убивалась, когда обнаружила, что их нет на ушах. Звонила мне со слезами. Что это за человек, снявший драгоценности с больной, находящейся без сознания? А чем лучше сёстры, которые оставили тебя обнажённой перед окном, настежь распахнутым для проветривания помещения? Было страшно холодно. Ты умоляла их закрыть тебя одеялом. Не тут-то было. Они простудили твоё и без того измученное тело недели на две. Что это за люди? Эсэсовки. Они получали удовольствие от унижения беспомощного, вконец измученного человека. А сестра, которая не сняла с твоей руки катетер, хотя прошло уже пять дней? Пришлось тебя возить на коляске в хирургическое отделение на перевязку недели две, чтобы предотвратить заражение крови. А полная диетологическая безграмотность жизнерадостного хирурга, оперировавшего тебя? Он несколько раз предлагал мне отправить тебя в хоспис. Ты ушла с полной уверенностью в том, что именно он и отправил тебя на тот свет. Всех издевательств над тобой не перечтёшь! (6 февраля).

• Я много раз встречался в своей жизни с несправедливостью, но только теперь узнал высшую, чудовищную несправедливость — твою смерть. Перед нею меркнут, кажутся ничтожными, исчезают все прочие несправедливости (18 февраля).

• Твоя смерть меня раздавила. А как же я жил до встречи с тобой? (20 февраля).

• Ты умерла для других, но не для меня (25 февраля).

• Ты была лучше всех. Но преждевременная смерть забирает лучшую. Нет правды на земле (27 февраля).

• Я живу теперь вот с каким настроением: не жить собираюсь, а помирать. Надеюсь, что это пройдёт. Я возлагаю надежды на книги. По-видимому, по неразумию моему мне кажется, что я воспряну духом, когда они выйдут. Да, это будет, но недолго, потому что тебя они мне всё равно не вернут. Всё отступило на второй план. Моя подлинная жизнь — с тобой, в общении с тобой, в воспоминаниях о тебе, в жалости к тебе. Эта жизнь загоняет меня в эпикуровскую атараксию — полное безразличие к внешнему миру (1 марта).

• Изданием оставшихся книг я облегчу свою душу, но не уменьшу своё горе. Точнее надо говорить — наше горе. А твоё горе неизмеримо больше моего. Это разрывает моё сердце на клочки (3 марта).

• Л.Н. Толстой говорил о плодотворности страдания. А вот сейчас я думаю, что он не умел страдать о родных. Отсюда его умилённое состояние после смерти Маши, а раньше — Ванечки. Он никогда не был способен на такие страдания, которые испытывал Ф.И. Тютчев о Е.А. Денисьевой. Не потому ли ты недолюбливала Л.Н. Толстого? Ты считала несправедливым его отношение к Софье Андреевне (12 марта).