Читать «Боцман и Паганель, или Тайна полярного острова» онлайн - страница 22

Владимир Владимирович Гораль

Если ты думаешь, что Витюша неуч какой был и про айсберги в мореходке не проходил. Так как в Одессе говорят: «Таки нет!» Он ведь как рассудил: «Оно понятно, что штука опасная и под водой у нее в три раза больше, чем над. Однако когда охрененный Айсберг топил охрененный Титаник, так это ж была картина маслом, солидняк. Так за каким ему сподобиться наше старое корыто, пропахшее к тому же не Шанелью номер пять, а вовсе даже протухшей по щелям рыбкой».

Ну и подвернул Витя к этой пятидесяти метровой ледышке втихаря. Капитан уже неладное почуял. Чувствует судно на несанкционированный поворот пошло. Может он в гальюне думу думал, может еще чего, но замешкался что-то. Я то в каптерке сурик, краску коричневую, растворителем разводил и в аккурат, когда Витька на подводную часть того айсберга наскочил, я мордой лица тот сурик то и принял.

Машина — стоп. Тревога «по борьбе за живучесть судна» названивает, панику нагнетает. Народ пластырь разворачивает 7:7 метров. Готовиться с носа, с полубака под киль его заводить, чтобы если пробоина в прочном корпусе, да ниже ватерлинии, закрыть временно. Ну, ты знаешь.

А я же процессом командовать должен, а с личности сурик стекает. Люди пугаются, ну как я умом повредился и на нож мой боцманский втихаря косятся.

Капитан, когда в рубку залетел, желал Витюшу того придушить, натурально… Однако застал его в состоянии прострации, нервный шок стал быть. Только и успел, болезный — ручку машинного телеграфа в положение «СТОП» вздернуть. И оцепенел! Потом уже, когда улеглось все и доложили, мол пробоины в борту нет, зовут меня в рубку, на мостик.

Я же тогда медицинской науке всякий свободный момент посвящал, к экзамену готовился. Ну поднимаюсь, смотрю. Витек мой в кресло капитанское усаженный, сидит недвижно со спиной прямой и ручки на коленках сложивши, прямо статуя Аминхотепа, фараона египетского. Сидит без звука и в одну точку уставившись. Ну подошел я и как полагается, по всем правилам психиатрической науки по личности то его и хряпнул, чтобы значит из шока вывести. А у меня же рука не дай боже, железо. Ну не рассчитал малость. (Я вспомнил историю с суриком и слегка усомнился.)

Ну Витя мой с легонца в воздух то поднялся, и у дальней то переборки на палубу и опустился. Некрупный был парень. Я смотрю — он опять молчит, только уже лежа. Ну думаю, из нервного шока я может его и вывел, да по запарке то в летальное состояние ввел. А тут еще второй штурман, ясень ясенем. Здоровый бык и такой же смышленый.

— «Как, говорит, судоводительский состав сокращать и где, на нашей исконной территории, в рубке штурманской? Валик ты, орет, малярный!» И биноклем цейсовским мне в рыло. «Каюсь, не стерпел я слов его последних. Личность свою, биноклем задетую стерпел бы, а вот намеков неприличных в адрес свой, в форме непристойно — эпической не терпел, и в преть терпеть не намерен».