Читать «Опасный маршрут. Повесть» онлайн - страница 5

Василий Иванович Ардаматский

- Ляжем вместе под две шинели, будем греть друг друга…

Окаемов прижался к нему и вскоре заснул. Потом они так спали всегда.

Если Окаемов долго не засыпал, Степаныч шептал ему:

- Ты о Родине думай, сразу душа успокаивается…

Окаемов молчал.

Постепенно в лагерь начали просачиваться сведения о том, что молниеносное продвижение гитлеровской армии затормозилось. Прибывавшие партии пленных становились все малочисленней. О том, что на фронте дела у немцев ухудшились, можно было прочитать и на лицах лагерных охранников.

Вечером второго ноября Окаемов влез на нары и притулился к Степанычу. Они накрылись шинелями.

- Слушай меня, - зашептал Степаныч. - Мы тут решили отметить октябрьский праздник. В ночь на седьмое бежать собираемся. Пойдешь?

Окаемов притворился будто мгновенно заснул и не ответил. Утром на каменоломне, очутившись возле охранника, Окаемов тихо сказал ему по-немецки:

- У меня есть очень важное сообщение для начальника лагеря. Я из барака семь. Номер 57689.

Охранник немедленно доложил кому следовало, и после вечерней поверки в седьмой барак явился начальник лагеря. О, эта белобрысая собака знала, что делала, - он взял с собой из барака не одного Окаемова: для маскировки вместе с ним в комендатуру погнали еще пять человек…

Степаныча повесили на другой день во время утренней поверки. Окаемов стоял в строю пленных и думал: неужели и теперь лагерное начальство им не заинтересуется?…

Вскоре Окаемов узнал, что с партией пленных в лагерь в форме рядового прибыл какой-то советский полковник. Узнал - доложил. После этого Окаемов был переведен рабочим на кухню. Зимой началась уже его большая карьера. Он стал провокатором-гастролером. Его «подсаживали» в те лагеря, где возникали организации Сопротивления, и он эти организации проваливал.

Последние месяцы войны он «работал» в лагере, находившемся в Западной Германии. Когда войска западных держав были в ста километрах от этого лагеря, Окаемов отправил на расстрел семнадцать заключенных и решил: довольно! Теперь надо ждать. Прихода чужих войск он почти не боялся. Больше инстинктом, чем разумом, был уверен, что они его не тронут.