Читать «История Кореи. Том 2. Двадцатый век» онлайн - страница 31

2. Просветительское движение (кемон ундон)

Социал-дарвинизм

В то время как значительная часть корейского села была объята огнем партизанской борьбы, «новая» интеллигенция — по преимуществу городская — возглавила так называемое просветительское движение (кемон ундон), сыгравшее в итоге решающую роль в формировании в Корее современного национализма и гражданского общества. Продолжая традиции «Общества Независимости», просветители видели Корею будущего сильной капиталистической страной по образцу держав Европы или Японии. Те из них, кто принял к тому времени христианство, иногда еще и добавляли, что христианская религия, как символ и залог «цивилизации», должна в будущем стать «общенациональным исповеданием». Другая часть просветителей, сохранявшая связи с конфуцианской средой (Пак Ынсик, Чан Джиён и др.), искала возможности превращения конфуцианства в национальную религию, которая стала бы такой же религиозной основой для нарождавшегося в Корее гражданского общества, как христианство в Европе или синто в Японии периода Мэйдзи. В принципе, как христианство, так и конфуцианство видят своим идеалом гармоническое общество, построенное на идеалах альтруизма и солидарности.

Однако, как ни парадоксально, большинство деятелей просветительского движения в Корее 1900-х годов — как обратившихся в христианство, так и оставшихся верными конфуцианским идеям — объясняло современный мир, да и историю человечества вообще, с позиций социал-дарвинизма. В этом учении, систематизированном Гербертом Спенсером (1820–1903) и Томасом Хаксли (1825–1895), дарвиновский принцип «борьбы за существование» и «выживания сильнейших» без достаточных научных оснований применяется к человеческому обществу. Так, в программной статье под заголовком «Лишь образование обеспечит нам выживание» в первом номере известного просветительского журнала «Соу» (декабрь 1906 г.) Пак Ынсик утверждал следующее:

«Как объясняют западные ученые, борьба за существование есть закон природы, а выживание сильнейших и гибель слабейших — естественный принцип. На первый взгляд, это противоречит принципам гуманности и этики. Однако при этом конкретными проявлениями гуманности и этики являются знания, телесная мощь, здоровье и храбрость. Гуманность и этика не проявляются у слабых и глупых. Так что разве не естественно, что в конкурентной борьбе сильные побеждают, а слабые гибнут? Как это ни грустно, борьба за существование между всеми живыми существами идет с момента возникновения Неба и Земли, (…) и побеждает в ней, прежде всего, самый умный и мудрый. (…) Люди смогли победить зверей в борьбе за существование потому, что пользовались своим разумом и изготавливали орудия труда и войны, (…), так что те человеческие коллективы, которые неспособны применять свой разум к усовершенствованию механизмов, — не более чем звери. Разве не естественно, что другие уничтожают их, сгоняют их с насиженных земель? (…) Увы, теперь, когда борьба со зверями осталась в прошлом, борьба за существование ведется уже между людьми, и со времен средних веков борьба эта, главным орудием которой выступает интеллект, становится все более жестокой. Теперь, когда пять океанов и шесть континентов сообщаются между собой, пять человеческих рас соперничают друг с другом. Те, что способны развить интеллект и распространить свое влияние вокруг, называются высшими расами, а те, которым не хватает как сил, так и интеллекта, — низшими расами. Высшие расы обращаются с низшими расами как с варварами и не видят ничего плохого в том, чтобы истреблять их, так что низшие расы становятся слабее и слабее и приходят во все больший упадок, подобно африканским неграм или американским индейцам. (…) А каково же наше место, соотечественники-корейцы, в эту эпоху? С нашим интеллектом и нашими силами мы уже утеряли высшие позиции. Перед нашими глазами стоит теперь угроза стать чужими рабами и быть принесенными в жертву. Как могут не грустить, не содрогаться от ужаса и гнева те, кто уже открыл глаза на реальность? (…) Отцам и старшим братьям в нашей стране следует разок подумать. Их мозги уже затвердели под удушающим влиянием тех старых обычаев, в атмосфере которых они выросли, так что им самим нелегко получить новое образование и впитать в себя новую мудрость. Но разве можно им оставлять молодое поколение невежественным, допуская, чтобы оно скатилось бы на самые низкие позиции, стало бы чужими рабами и было бы принесено в жертву? (…) Человеку свойственно желать добра детям, так почему же должны наши соотечественники оставлять детей неучеными, позволяя им оставаться в аду на веки вечные (…)? Одним словом, лишь развитие образования обеспечит нам выживание в эту эпоху!»