Читать «Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров» онлайн - страница 144

Азарий Михайлович Плисецкий

Врожденная предрасположенность к преподаванию отличала Асафа от многих других замечательных танцовщиков. Еще не завершив танцевальную карьеру, он стал ведущим педагогом, и в репетиционный зал на его занятия ходили практически все солисты Большого театра: Уланова, Лепешинская, Васильев, Максимова, Лавровский… И, конечно, Майя, которая всегда говорила, что класс Асафа лечит ноги. У Асафа все движения рифмовались между собой, одно гармонично вытекало из другого. Он действительно настраивал мышечный аппарат каждого танцовщика таким образом, что после его класса можно было выдержать любые нагрузки. Так, наверное, скрипач настраивает свой инструмент. Это то, чего мне всегда хотелось достичь в моем классе. Построение класса Асафа Мессерера для меня — основа. Можно варьировать движения, но сама структура очень логична и неизменна. Сегодняшние педагоги, которые в бытность танцовщиками занимались в классе Асафа, продолжают его систему.

Асаф был мягким, приветливым и честным человеком; в Большом театре его очень любили и уважали, по-домашнему называли «Асяка»; он всегда был готов помочь каждому, кто в этом нуждался. Для поездки в Турцию в составе маленькой группы мне необходим был бравурный номер. На помощь пришел Асаф. Буквально за три дня он поставил для нас с Наташей Филипповой вальс Дунаевского с эффектными поддержками. Успех у вальса был замечательный. Я тут же отправил в Москву открытку, в которой просил маму передать Асафу, с каким восторгом публика принимала поставленный им номер.

Конечно, Асаф обожал Майю. С самого начала ее учебы в хореографической школе он прочил ей блестящее будущее. Сохранилось его письмо, датированное 1940 годом, которое мама привезла из Чимкента и бережно хранила всю жизнь. Асаф писал:

«Дорогая Рахилинька!

<…> Вчера я смотрел Маечку. Она выступала в школьном концерте в трех номерах. Ты себе не можешь представить, какие она сделала блестящие успехи. Она блестяще протанцевала все три номера. Если она и в дальнейшем будет работать в таком плане, то из нее действительно выйдет выдающаяся танцовщица. Поздравляю тебя с такой дочкой, ты ею можешь гордиться».

Майя отвечала своему дяде полной взаимностью. И в 1942 году писала в Свердловск, куда мама вместе со мной и Аликом уехала в эвакуацию:

«Дорогая Мамуся! Я пишу тебе специальное письмо, чтобы рассказать тебе, что была сегодня в Большом театре. Сегодня был балет „Лебединое озеро“. Ося был принц, а Ира Тихомирнова лебедь.

Ося танцевал так, что всю вариацию III его акта танцевал под аплодисменты. Из буфетов приходили служанки и говорили, что пришли на него посмотреть. Это все было гениально. Нельзя этого написать. Если бы был бог, то он бы не смог даже ни одного движения сделать, как Ося. После конца полна улица была народу, букеты и корзины цветов.

Когда он кончал вариации в III акте, у них там есть кода, то его вызывали восемь раз. После конца тоже семь раз. Ира очень хорошо танцевала, как настоящий лебедь. ОН ГЕНИЙ. Но это для него мало сказать и написать. Прыжок у него на метр или два в вышину, и там в воздухе, как ангел делал, что хотел с собой.

Мамуся, что это за гений. И с ним так поступили. Ермолаеву дали ставку выше, чем ему. А теперь, когда он так станцевал, то Захаров, стерва проклятая, пришел его хвалить.

Ну мамуся, а Миту этот же Захаров поставил во второй состав в „Кавказском пленнике“. А Лепешинскую в первый состав.

Пока нового больше ничего нет.

Привет Азарику».