Читать «Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров» онлайн - страница 130

Состояние здоровья Алика меж тем стремительно ухудшалось. Дожидаться нового приглашения в США означало терять драгоценное время. И Алик решился на операцию в Москве. Врачи предупреждали о ее сложности и большом риске. Из-за запущенности заболевания образовалась аневризма сердца. Но мы все верили в благополучный исход.

Незадолго до операции, назначенной на 29 октября 1985 года, произошел нелепейший случай. Мы с Аликом ехали двумя машинами с дачи в Загорянке. Погода была прескверная: проливной дождь, плохо освещенная дорога. Алик ехал впереди, я за ним. Неожиданно Алик остановился. Какая-то женщина, не пожелавшая воспользоваться подземным переходом, перебегала дорогу и была сбита его машиной. Темнота, скользкая дорога… Алик, очевидно, ее не заметил.

Я выскочил из машины, подбежал к лежащей женщине. Она была в сознании и без видимых повреждений. Мне стало ясно, что Алику вынести эту ситуацию будет не под силу. Я крикнул ему: «Поезжай домой!», а сам помог женщине сесть в мою машину, собираясь везти ее в больницу. Однако она попросила доставить ее домой, поскольку жила совсем рядом. Из ее квартиры мы вызвали «скорую помощь», и, когда та прибыла, я, объяснив произошедшее, поехал в ближайшее ГАИ, где заявил, что сбил пешехода.

Перед этим я позвонил Алику. Он уже добрался до дома. Следовало узнать хотя бы, с какой стороны дороги шла женщина. Нельзя было путаться при составлении протокола.

Разбирательства и экспертиза заняли почти три месяца. Пострадавшая скоро оправилась, дело было прекращено. Узнав об этом, Алик, который уже находился в больнице, облегченно произнес: «Значит, я не виноват».

Мы оградили Алика от нервотрепки, но, к сожалению, состояние его быстро ухудшалось.

Я помню, как навестил его в больнице на Пироговке перед самой операцией. Когда Алика увозили на каталке в операционную, он помахал мне рукой. И я ему в ответ. Этот его жест на всю жизнь отпечатался в моей памяти.

Врачи сделали все необходимое, но сердце не запустилось. Оно останавливалось, как только отключали аппарат жизнеобеспечения. Так я потерял брата.

Майя не смогла заставить себя прийти на его похороны, хотя находилась в Москве. Это ее решение, скорее всего, было продиктовано чувством самосохранения, потребностью уберечь себя от страшных переживаний.

Сегодня любая моя несправедливость по отношению к брату вспоминается с болью. В Свердловске, в годы эвакуации мама, уходя на работу в поликлинику, оставляла нам с Аликом по кусочку черного хлеба. Я, постоянно чувствуя голод, моментально съедал пайку, тогда как Алик свою сохранял. Однажды в наш двор, где я играл с соседскими мальчишками, пришла подвода, груженная углем для котельной. Когда уголь разгрузили, возчик крикнул: «Давай, пацаны, прокачу за кусочек хлеба!» Я тут же побежал домой за оставшимся хлебом. Возчик, получив вознаграждение, прокатил нас вокруг дома. Мы все перепачкались в угольной пыли и, похожие на чертенят, в полном восторге продолжали носиться по двору. Потом только я понял, что Алик отдал мне свой кусок. Я всю жизнь укоряю себя за это.