Читать «Бремя имени» онлайн - страница 26

— Не ори, старуха! — насмешливо произнес один из них и, зажав под мышкой узел с добытыми в нашем доме трофеями, вышел из комнаты с сознанием выполненного долга. Мне почему-то запомнились равномерно стучавшие в кухне капли воды… Я бросился к отцу.

— Неси нож, мама! — закричал я. Мать с неожиданным проворством дала мне нож. Веревка оказалась толстой и не поддавалась. Этот мучительный скрип перепиливаемой веревки долгое время преследовал меня — я был обречен слышать его всю жизнь!..

— Поддержи папу! — глотая слезы, кричу я, и мы с ней обнимаем его безжизненное тело и укладываем на стол. Наконец мне удается снять с его шеи эту проклятую веревку, и я зову его сухими губами:

— Тате! Тате!..

— Беги за лекарем Гиршлем! — велит мне мать. Она вдруг обрела свойственное ей самообладание. Я пулей вылетел во двор. Гремел проливной дождь, а из окна нашего соседа Ханана слышались крики. Буйные силы разгулялись над миром, и не было никого, кто бы смог их остановить. А звезды стояли высоко и были равнодушны к людскому горю. Где-то недалеко грохотали пушки.

И вдруг спало с меня покрывало ужаса — я увидел перед собою Сион. В виноградниках нежились умытые росой лозы, белые дома лепились к горе, и резкий крик осла пропадал в синеве неба…

Я подхожу к дому лекаря. Но шаги мои осторожны, словно еще чего-то жду. И вдруг я на что-то наступил! Боже мой! При свете светлячков я вижу тело Гиршля!.. Не знаю, как я, отшатнувшись, бежал оттуда. Но зато хорошо помню, что за мной, крича, стеная и ломая руки, бежали тысячи погибших моих предков! Они неслись за мной — те, кого впервые обожгло горе, и те, чьи давно позабытые мучения продолжали терзать меня, их неведомого потомка и сына!.. Я вдруг ощутил смертельную усталость и равнодушие к жизни. Я стоял под ливневым дождем и, стуча зубами, кричал:

— Беги! Беги отсюда! Будьте вы прокляты, мои дни и мои ночи! Будьте вы прокляты, мои надежды, моя жизнь! Беги! Беги отсюда! — кричал я самому себе. Но некому было слышать мои крики под шумом падающего с неба потока воды…

Вскоре дождь прекратился, и утих ветер. Где-то вдалеке снова палили пушки. В город входили красные…

1936

Гителе

иевские чулочники, как и я, случайные гости шамеса Менахема Бера, разложив на мешках с товаром свой ужин — селедку и помидоры — ели и переругивались.

Я вышел на улицу. Стоял месяц элул. К вечеру похолодало, и у меня озябли ноги. Ветер сбивал в кучи и гнал слетавший с деревьев рыжий пух. Край заходящего солнца скользнул за флагом, висевшим над зданием исполкома, полыхнул напоследок и исчез.

Наш городишко лежал предо мною как на ладони. Дети грызли яблоки, мамы сидели на скамейках, вдавливаясь в них отяжелевшими задами и широко расставив ноги. Все было как прежде, в былые времена, — женщины неутомимо чесали языками, густо сдобренными пылью грязных сплетен, кружившей вокруг окрестных домов. Их голоса время от времени заглушали звуки оркестра, гремевшего в саду «Красная звезда». Рваная афиша на стене кинотеатра крикливо оповещала о фильме «Медвежья свадьба». Базарная площадь опустела. Далеко за горизонтом тянулись поля, изрезанные сухими бороздами.