Читать «Большое собрание произведений. XXI век» онлайн - страница 178

На Запад, в Африку со стариком Хемингуэем – безоружных на сафари, на корриду, в Гайд-парк.

Выпьем за джин «Бифитер».

За содовую.

Мы про неё читали.

Мы ещё не знали, что «Боржоми» лучше.

Как «Лидия», как «Изабелла».

Всё дело в качестве литературы.

Выпьем за самогон.

За мутный сельский самогон в бутылке, заткнутый початком кукурузы.

За кайф.

За потрясающий полёт.

За женский смех и шёпот прямо в ухо с покусыванием.

А дальше выпьем за закуску.

Холодное…

Как в ресторанах «от вчера»…

За холодец с суставами и чесночком.

За главную.

За возглавляющую.

За великую селёдочку с картошкой.

Потом, когда объездили и не нашли замену, то поняли, что потеряли.

За тюлечку в Одессе.

За рыбец в Ростове.

За омуль на Байкале.

За полярный хариус.

За копчёную ставридку.

Скумбрию.

За угря – советский символ власти, что висел в колхозе Кирова под Таллином с табличкой «Для Кишинёвского ОБКОМа КПСС».

Там все в молчании.

Это не пример, простите.

Выпьем за паштетик из печёночки с лучком.

Не за чёрную икру, что истинные большевики накладывали на свежий огурец зимой…

У нас такого не было внизу.

У нас, как и сейчас, всё было в банках.

Дешёвый каламбур.

Но крабы были в банках.

Грибочки были в банках.

Помидорки были в банках.

Болгарский перец в банках.

Зелень с солью в банках.

Мы крутили, мы крутили, как заводят самолёты – одним движением.

Господи, как неповторимо пьём за винегрет!

Если вершиною была селёдка, то массою был винегрет.

Ведро…

Нет, таз винегрета…

Помытый, очищенный от мыла таз винегрета.

Деревянными ложками.

И ничего нет лучше до сих пор…

Хоть хлынули моллюски с Запада, древесные грибы с Востока.

Они не поднимают уровень беседы.

Не дают полёт мозгам.

То есть отвлекают от спиртного…

А они – закуска, и не должны брать на себя беседу.

Я за горячее не пью.

Это ни рыба и ни мясо.

Скорее, первое.

Скорее, борщ, окрошка, суп перловый…

Нет, не то…

Мы же не кушать собрались…

Пьём за скромность русскую.

Солёные огурчики, помидорчики…

Только не путать мне и не давать всё это быдло в маринаде.

Солёный бочковой пупыристый огурчик – «Родничок».

Рождённый к водочке.

И помидорчик – тугенький, кисло-кисло-сладковатый.

От вилки – брызги на сидящих, на пьющих, на орущих, на поющих, на вспоминающих, то есть на нас.

Так вот – за нас, с трудом сидящих за столом.

За перемены блюд от 45-го до 2006-го.

За перемену водки от зелёной тусклой поллитровки до винтажной 2,3 с весёлой оружейной рукояткой.

Выпьем за нас, за пьющих под закуску, придуманную и разработанную наравне с оружием.

За нас, которым подают всё меньше стульев.

Мы мыслим, значит, уезжаем и уходим.

Не помним имена, с кем пили.

Но их голоса.

Их мысли.

Их любовь.

Их прозвища.

Их поднимающие споры.

Их вопросы, когда в вопросах был ответ.

За нас.

За перешедших в них.

За них, за перешедших в нас.

А лучшее, что приходилось нам: нет, не перевязывать, не драться.

А пить и говорить.

И в споре не рождалась истина.

Там вырабатывалось отношение к власти, к жизни, к детям и к женщинам.

Друг к другу.

Вот пить и говорить.

Не знаю лучшего.

Когда мы пишем в письмах «не с кем пить», то это «не с кем говорить».