Читать «Бухарские палачи» онлайн - страница 30

Садриддин Сайидмурадович Айни

   — Под этой чертовой тканью должен быть сам сатана не иначе, — вставил Рузи-Помешанный.

   — Хоть пирзода и рядился в одеяния священнослужителя, я одобряю твои слова, ты прав! — обратился Маджид к Рузи-Помешанному и продолжал:

   — Но как пирзода шествовал по улице — прямо заглядение! В одной руке у него был здоровенный посох, выше его самого, в другой — крупные четки, они точно скользили вниз из широченного рукава халата. Двигался он медленно, можно сказать, плыл и все шептал, все бормотал молитвы. Он не глазел по сторонам, ни-ни! Отсутствующий взгляд его был обращен ниц.

   Если кто-то почтительно приветствовал пирзода, он поднимал голову, эдак задумчиво, будто возвращался из иного мира и долго всматривался в человека. Потом прижимал посох локтем к боку, высовывал руку с четками из необъятного рукава, возносил обе руки к небу и быстро-быстро начинал бормотать молитву. Кончал же обычно советом:

   — Ваалейкум ассалом! Что-то я последнее время редко вижу вас. Посещайте утренний и вечерний намазы! Не пренебрегайте благостью молитв и поучений святых дервишей, — и пошел опять бубнить что-то под нос, опять проводил руками по лицу, склонял голову на грудь и все с молитвой, с молитвой. — Да хранит вас аллах, — не забывал добавить он. — Мы направляемся на кладбище, чтоб почитать там Коран, — и степенно и плавно пускался в путь дальше.

   — Я не раз наблюдал и слышал все это. И, прямо скажу, питал к нему почтение, да еще какое!

   Помню, попав, впервые за решетку, я дал обет: «Если выберусь на волю, сразу же помчусь в мечеть к этому старцу — пусть даст мне свое благословение...» В тюрьме я околачивался около двух лет. Понавидался ужасов и пыток и решил: все это не про меня. Продал я два танапа землицы, что была у меня в Кахкашане, выручил деньжат и подмаслил кое-кого — выпустили-таки меня из тюрьмы и устроили в эмирскую охрану.

   — Признайся, свое избавление ты приписал тогда обету? — спросил Курбан-Безумец.

   — Не без этого! — сознался Маджид.

   — Твой обет напоминает мне средство лекаря-индуса против мышей.

   — Что еще за индус такой, что за средство? — осведомился Хамра-Силач.

   — Обосновался как-то в Бухаре индийский лекарь, открыл аптечку около Ляби-хауза. Водилось в ней всего одно «лекарство» — средство от мышей, которое индус аккуратно упаковывал в маленькие пакетики. Каждому, кто обращался к индусу, он совал такой пакетик и объяснял, как применять его содержимое.

   — Во-первых, поймайте мышь, потом хватайте ее за хвост и ударьте пару раз о камень — да посильнее; как только она перестанет шевелиться, всыпьте ей этот порошок в нос — и сразу подохнет... Ты, Маджид, со своим обетом, ей-богу, похож на человека, что сам прибил мышь камнем и только потом всыпал ей порошок лекаря-индуса. Ведь ты ж продал землю и на собственные кровные денежки купил себе свободу!

   — Как бы там ни было, а в ту пору я и помыслить не смел иначе. И потому, оказавшись на свободе, сразу же дунул к пирзода, в обитель Боло-хауз, где он состоял шейхом и наставником. Было время вечернего намаза. Совершив омовение, я переступил порог мечети. Огляделся, мой шейх — у мехраба. Муэдзин поднялся на минарет и призвал мусульман к молитве. Пирзода оставался в мехрабе; толпа, заполнившая мечеть, выстроилась рядами за его спиной, и я туда же, как ревностный мусульманин... Казалось, молитве пирзода конца не будет, честно говоря, мне даже стало скучновато.