Читать «Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона» онлайн - страница 151

Жорж Сименон

Разве взгляд трех мужчин не передавал ту же самую тайную жизнь, вернее, жизнь, которой пришлось замкнуться в себе? Взгляд робких, почти смирившихся людей, в то время как одинаково вздернутый уголок губ свидетельствовал о постоянной готовности к бунту.

Все трое они принадлежали к одинаковой породе, отличной от породы Лейнов, Мьюсельманов или его матери. Дейву казалось, что во всем мире существует только два типа людей: те, кто склоняет голову, и все остальные. Будучи ребенком, он уже думал об этом в более образных выражениях: те, кому задают порку, и те, кто задает порку.

Его отец склонил голову, всю свою жизнь вымаливая ссуды у банкиров. Он и умер в приемной банкира. Но эта ирония судьбы, не заставила ли она его улыбнуться в последний момент?

Однажды отец совершил поступок, который можно было расценить как бунт. Но затем его каждый день заставляли дорого платить за содеянное. Многие годы спустя мать Дейва по-прежнему вспоминала об этом инциденте. Она старалась очернить память отца, говоря сыну:

— Ты всегда будешь всего лишь Гэллоуэем!

Это случилось еще до рождения Дейва. Никто, кроме его отца, не знал в точности, что именно произошло. Вечером 4 июня отец просто не вернулся домой. Мать позвонила в его клуб, нескольким друзьям, но так ничего и не узнала. Отец пришел на следующее утро в восемь часов. Напрасно он попытался пройти в свою комнату незамеченным и точно так же напрасно хотел стереть следы помады на воротнике рубашки.

За эту выходку отца упрекали всю его жизнь, и каждый раз он склонял голову. Тем не менее Дейв был уверен, что отец гордился своим поступком. Иногда, когда мать Дейва слишком резко говорила с ним, отец подмигивал сыну, словно ребенок мог понять его.

Не по этой ли причине он каждый день выпивал определенное количество стаканчиков бурбона, никогда слишком много, чтобы опьянеть, но достаточно, чтобы немного отрешиться от действительности?

Дейв никогда не пил. Он строил свою жизнь по хорошо ему знакомому образу, однако и он однажды поднял бунт, более необузданный, чем бунт отца. Женившись на Рут, он бросил вызов, хотя в точности не знал, чему и кому, всему миру, всем Мьюсельманам, всем Лейнам на земле.

Он нарочно выбрал ее — такую, какой она была. Если бы он нашел на улице другую, он, несомненно, отдал ей предпочтение.

Он мог бы когда-нибудь рассказать Бену о бунте его отца в Виргинии, но, к сожалению, он не мог рассказать о своем бунте. Кто знает? Возможно, его сын когда-нибудь поймет это сам.

Что искал Дейв во взгляде сына, когда тот был еще ребенком? Может быть, след, знак подобного бунта. В то время это внушало ему страх. Он чуть ли не желал, чтобы его сын принадлежал к другой породе.

Но у Бена был их взгляд, взгляд его отца и его самого, всех других, которые походили на них. Некоторые в течение всей своей жизни прилагали усилия, чтобы их бунт не вырвался наружу. Другие же бунтовали.

Два психиатра обсуждали поведение Бена, не зная, что один раз в своей жизни его дед не пришел ночевать домой и что его отец женился на самке, переспавшей со всеми его приятелями. Бен же в свои шестнадцать лет почувствовал необходимость покончить с этим.