Читать «Чтение с листа» онлайн - страница 19

В марте по-всякому бывает. «Пришел марток – надевай две пары порток», – говорила Нина Кирилловна, лифтерша, вязавшая шерстяные носки. А в этом году тепло, снег только кое-где во дворах остался, а Павлик уже пускал вырезанную отцом из сосновой коры лодочку вниз по веселому ручейку, и Вета едва спасла ее от гибели в ливневой решетке. Эту лодочку Павлик очень любил и еще совсем маленьким играл с ней в ванне. Она бежала за легкой скорлупкой и насквозь промочила ноги – Павлика обула в резиновые сапоги, а самой так захотелось вылезти из тяжелой обуви в туфельки! Вета знала, что высшим шиком у ее учениц считалось после каникул, первого апреля прийти в школу в гольфах, правда, немногие отважные мамы решались уступить дочкиным мольбам. Павлик шлепал по лужам, кругом разлетался водяной веер – с мамой можно! Бабушка, конечно, не допустила бы такого безобразия. Вета вдруг почувствовала себя девочкой, захотелось тоже топнуть по середине озерца у подъезда, все равно ноги напрочь мокрые: «Павлик, давай вместе – раз, два, три!»…

На мгновение от боли отвлек только отчаянный рев Павлика. Вета поняла, что лежит в луже на боку и не может шевельнуть рукой. Еле поднялась – хорошо, что до двери пять шагов. А дальше – травмопункт, угрюмый дежурный хирург, рентген и приговор: перелом правого локтевого сустава со смещением, гипс на полтора месяца, хорошо, если обойдется без операции.

Допрыгалась. Теперь они с зятем няньками стали, даже Павлик помочь старается. А она только с книжкой на диване устраивается.

Причесаться. Почистить зубы. Одеться. Молнию на юбке застегнуть. Налить чашку чаю. Открыть ключом дверь. Все, решительно все стало проблемой. Пошла в магазин, сумка, кошелек, ну как? Понятна была немощь в старости, но это виделось за такими лесами-морями, а вот вдруг на ровном месте и ничего не можешь без помощи! Зато больничный лист отсрочил возвращение на работу. Как-нибудь аттестует за год, и перед летним отпуском – шварк директрисе заявление на стол! Разлука будет без печали – неприязнь у них взаимная. Солдафонка со старомодным начесом по прозвищу Шлёпка – за вечные тапочки без задника, в которых на удивление ловко носилась по лестницам и коридорам, высматривая отступление от «норм и правил», не раз выговаривала Вете за закрытыми дверями казенного, безликого кабинета: «Ты, моя хорошая (и „тыканье“, и отдающее угрозой псевдоласковое обращение были неизменны), молодая еще, конечно, но сама уже мать, должна авторитет иметь такой, чтобы они (иначе за глаза она учеников не называла) за сто метров шаги твои заслышав, по струнке вытягивались».

И даже не старается! Могла бы как-нибудь левой рукой исхитриться…

Что она будет делать, когда первого сентября не надо будет выходить на уроки, Вета не думала. Как вообще люди ищут работу? Говорят, «по знакомству». Но она как когда-то не понимала, в какой вуз поступать, так и сейчас не знала, какая работа казалась бы ей идеальной. Издательство? Но там не было никаких «знакомств», да и как делаются книги, она имела смутное представление. А газеты – тем более. Вета тупо слонялась по дому, закованная рука ныла, она сама себе была противна, жизнь представлялась серым тоскливым полотном. Мать замучила поучениями, муж казался необходимым предметом мебели, даже Павлик раздражал то непослушанием, то шумом, то непонятливостью. Надюша отреагировала на ее жалобы по-медицински четко: «У тебя, дорогая, депрессия. Надо срочно купить что-нибудь новое. Сестра моей пациентки танцует в ансамбле „Березка“, знаешь, такая клюква в кокошниках, зато гастроли по всему свету. Звала посмотреть шмотки, которые на продажу привезла, пойдем?»