Читать «Нэлли» онлайн - страница 81
Борис Рустам-Бек Тагеев
— Верно, — поддакнул толстяк, — мне говорили в Коканде, что и у пас будут Советы, и мы своих выборных посадим вместо русских офицеров и чиновников.
— Полно врать! — заметил Юнуска. — Так это и позволят тебе сделать! Ты, наверное, позабыл и про хакима, и про наших выборных волостных управителей.
И вспомнил Юнуска, как больно стегал его нагайкой хаким за то, что он однажды не сразу уступил ему дорогу. Вспомнил Юнуска также, как приезжали раз в его кишлак какие-то чиновники, порубили деревья в его саду.
«Жаль, — подумал он, — такие хорошие яблони и груши порубали, да два урюковых дерева совсем попортили».
Сам волостной Алим-бай присутствовал при этом, — значит, они имели на то право.
Посмотрели эти чиновники в какую-то трубу, смерили землю цепью и ушли.
Через год пришли другие люди, изрыли весь сад, что рядом с Юнускиным домом.
Ничего не понимал Юнуска, и только со временем он узнал, зачем все это делалось.
Через его землю провели русские железную дорогу.
Правда, волостной управитель Алим-бай дал Юнуске какую-то бумагу. Читали эту бумагу и мулла Ахмет, и кази Юнус, и оба они сказали, что Юнуске следует получить пятьсот рублей за отобранную у него землю. К кому только ни ходил Юнуска с этой бумагой, кому только ни подавал он просьбы! Но денег за отчужденную землю так он и не получил.
Пошел, наконец, Юнуска к самому губернатору и подал ему прошение.
Прошло после этого месяца три.
Вдруг вызывает Юнуску Алим-бай. Пошел Юнуска к волостному, да не рад был, что пошел.
— Так ты жаловаться вздумал на меня генералу? — закричал тот. — Хорошо, я с тобой рассчитаюсь.
С этими словами кликнул волостной своих джигитов.
На зов Алим-бая прибежали три молодца.
Схватили они Юнуску и больно избили его нагайками.
А волостной стоит и посмеивается.
— Вот тебе четыреста девяносто рублей. Сколько не хватает еще до пятисот, говори, мерзавец!
Молчит Юнуска, а сам дрожит, как осиновый лист.
— Ну, так, — обращается к нему волостной, — за мной остается еще десять рублей, вот они.
Бросил он десятирублевую бумажку и ушел в свою саклю.
Не взял этих денег Юнуска и рад был, что унёс свою шкуру со двора мин-баши.
Поплакал арбакеш, погоревал вместе со своей женой над разоренным гнездом да и успокоился. Решил он, что нет управы ни над хакимом, ни над Алим-баем.
Теперь, когда толстяк заявил о том, что народ вместо хакимов да волостных управителей будет ставить своих людей, Юнуска но мог этому поверить.
«Алим-бай такой богач! Сколько у него джигитов, да, наконец, за него и русское войско заступится; где же с ним управиться народу».
Посидел Юнуска на базаре с новыми товарищами и поздно вечером вернулся к своей хижине.
— Ишь, как громыхает, проклятый, — пробормотал он вслед промчавшемуся поезду и громко постучал в ворота.
— Хамра, а Хамра! — крикнул Юнуска подходя к низкой двери своей сакленки, состоявшей из одной закоптелой конуры.
— Нима, — раздался оттуда резкий женский голос.
На пороге показалась в грязной ситцевой рубашке узбечка с повязанной желтым платком головой. На руках у нее было маленькое голенькое существо, похожее скорее на обезьянку, нежели на ребенка.