Читать «Буриданы» онлайн - страница 259

Калле Каспер

— Именно о будущем я и хотел с вами поговорить, — сказал он, но вмешался Борман.

— Мой фюрер, два часа.

— И что из того? — спросил Гитлер капризно.

— Вам пора обедать.

Гитлер театрально вздохнул.

— Они меня совершенно измучили своим режимом, — обратился он к Розенбергу. — Хотел бы я видеть: что бы они делали, если бы им пришлось сидеть в окопе и отражать танковый удар русских? Тоже потребовали бы в два часа супу и жаркого? Возможно, и салфетку?

— А что, русские бросают на нас танки? — поинтересовался Розенберг озабоченно. — Я так понял, что они отступают.

— Да, отступают. Но иногда отвечают ударом на удар. Что поделаешь, Розенберг, такова война.

Гитлер вздохнул еще раз.

— Пообедаем вместе, наверняка вы голодны после перелета.

Сопротивляться Розенберг не стал — каждому обеду с фюрером уже заранее была уготована судьба попасть в историю.

Меню состояло из горохового супа и котлет, так что Розенберг понял, почему Геринг отказался от выделенного ему бункера и устроил командный пункт люфтваффе подальше, в спецпоезде. Генералы, однако, ели с аппетитом, выбора не было, а к грубой пище военные привыкли. Розенбергу есть не хотелось, он еще не не пришел в себя после посадки, перевернувшей кишки вверх дном, но, поскольку сидел за столом, все-таки проглотил оба блюда, оставив нетронутым только сервированный на десерт манный пудинг.

Гитлер в лукулловом пире подчиненных не участвовал, он, как положено козлу, кормился цветной капустой — деликатес, который в окопах Первой мировой вряд ли подавали. Вид у фюрера был по-прежнему философский, казалось, он находится где-то далеко-далеко, возможно в Линце, на открытии моста по его проекту, или в пылающей Москве, или вовсе в Валгалле.

Столовая располагалась в одном из бараков, помещение было узким, стулья стояли впритык друг к другу, и к концу трапезы у Розенберга действительно разболелась нога. Только этого не хватало, подумал он с тревогой, с Гитлером и так было трудно спорить, живой ум в нем сочетался с редкостным упрямством, нужно было прилагать массу усилий, чтобы ему что-то доказать, а уехать, не добившись своего, он не мог, это было бы катастрофой, на летнем совещании его противники в нескольких важных вопросах взяли верх, сегодня была последняя возможность повернуть ситуацию в благоприятном направлении.

Он стиснул зубы и решил, что, несмотря на боль, будет бороться до конца, подаст даже прошение об отставке, но не отступит. Я что, настолько слабее Гитлера, подумал он. Сидевший слева от него Кепфен, его связной при фюрере, рассказал ему, что Гитлера все начало августа мучил страшный понос, но, невзирая на это, он ежедневно проводил многочасовые оперативные совещания.

Волей и энергией фюрера Розенберг, конечно, не обладал — но этого не было ни у кого, в течение многих лет Розенберг наблюдал за тем, как Гитлер последовательно движется в сторону намеченной цели без единого дня отдыха. Это было титаническое сражение, поскольку, логически рассуждая, Гитлер не имел никаких шансов достичь вершин власти, это был одинокий, чужой в Германии человек, по сути, эмигрант, без денег, без связей и — что, возможно, главное — без поддержки товарищей по университету, на которую обычно надеются те, кто идет в политику. Гитлер в университете не учился, а если бы даже и учился, то в Венском, от которого в Германии не было бы никакой пользы. Все, чего Гитлер достиг, он достиг только благодаря личным качествам; ну и благодаря тому, что родился вовремя, еще полвека назад он на большее, чем стать владельцем пивного ресторана, не мог рассчитывать — это была другая страна, другая эпоха, другие нравы. Республика все изменила, вдруг выяснилось, что наследник юнкерской мызы и сын таможенного чиновника имеют больше общего, чем различий, они оба граждане и могут быть избраны. Старые авторитеты пали, новых не возникло. На это Гитлер и рассчитывал — на отсутствие почтения. Не существовало такого человека, которого нельзя было критиковать, будь то дюссельдорфский стальной магнат или католический священник.