Читать «Борька, я и невидимка» онлайн - страница 23

Юрий Геннадьевич Томин

Лена Никифорова подняла руку.

—  Я хочу про Дубровского. Он был смелый. И сильный. И никого не боялся. И… и вообще он был хороший.

—  Почему ты думаешь, что он был хороший?

—  Потому что он был смелый. И еще — он любил Марью Кирилловну… — Лена замолчала.

—  Что ты еще знаешь о Дубровском?

—  Вообще он мне понравился.

—  Мне он тоже нравится, — сказал Владимир Иванович. — Только понимаешь, когда ты говоришь о человеке, что он хороший или плохой, то этого мало. Нужно еще объяснить, почему ты так думаешь. Чтоб и другим было ясно, что он хороший. А то ведь тебе могут просто не поверить.

—  Он ненавидел Троекурова, — сказал кто-то.

—  За что?

—  За то, что Троекуров отнял у них дом.

—  Правильно, — сказал Владимир Иванович. — За это, конечно, не полюбишь. Но человека прежде всего узнают по его по ступкам. Какие же поступки Дубровского говорят о том, что он смелый, сильный и, как сказала Лена, хороший?

—  Он не побоялся и убил медведя, — сказала Лена.

—  Верно, Владимир Иванович, он же не побоялся, — вставил Костя.

Владимир Иванович мельком взглянул на Костю. Затем он встал, прошелся по классу. Так он ходил с минуту. Пользуясь передышкой, ребята зашелестели страницами: они выискивали поступки Дубровского.

—  Ну, вот что, — сказал Владимир Иванович. — Слушайте: в Кистеневку пришли фашисты. Что делает Дубровский?

Шелест страниц прекратился. Все с удивлением смотрели на Владимира Ивановича. Он сел за стол и веселыми глазами оглядел класс.

—  Тогда еще фашистов не было, — неуверенно сказал кто-то.

—  Не было, — согласился Владимир Иванович. — Но мы на минуту представим, что были.

—  Он будет с ними сражаться, — сказала Лена.

—  Пожалуй. Почему ты так думаешь?

—  Потому, что он не побоялся медведя.

Но тут уже с Леной стали спорить другие ребята. Одно дело — медведь, а другое — вооруженные фашисты.

Кто-то сказал, что Дубровский Троекурова не побоялся: выгнал его, а у Троекурова было много слуг. С Троекуровым все боялись связываться, а Дубровский не испугался. Наконец вспомнили, что сто пятьдесят солдат штурмовали укрепления Дубровского. А он, раненный, был впереди.

—  А еще влюбился в Марью Кирилловну, — басом сказал Дутов. — И еще он…

Но Дутову говорить не дали: речь шла о мужестве, любовь тут ни при чем.

Постепенно выяснилось, что Дубровский был смелый и решительный человек. Теперь это стало совершенно ясно по его поступкам.

Все были согласны — Дубровский не согнется перед фашистами и вообще перед кем угодно.

—  А Шабашкин? — спросил Владимир Иванович.

—  У-у-у… — завыл класс.

—  Этот гад Шабашкин стал бы, конечно, полицейским или старостой.

—  Почему? — спросил Владимир Иванович.

С Шабашкиным расправились в две минуты. Каждому ясно, что человек, который кланяется богатому и издевается над бедными, — человек трусливый и подлый.

Владимир Иванович больше молчал. Говорили ребята. Только Костя, которому говорить было нечего, время от времени кричал: «Верно!» — или: «Неверно!» Зато кричал он громче всех, — Костя боялся сидеть тихо.

Потом фашисты ушли из Кистеневки, и там стало спокойно. Потише стало и в классе. Но ненадолго.