Читать «Побег из Северной Кореи. На пути к свободе» онлайн - страница 11
Ынсун Ким
Изгнание позволило мне постепенно избавиться от влияния пропаганды и взглянуть в лицо действительности: моя страна в руках кровавой диктатуры. Ким — не отцы и защитники, но тираны.
Однако у подавляющего большинства моих соотечественников нет никакой возможности увидеть правду. Мой народ остается полностью изолированным и живет в закрытом мире. Народу Северной Кореи не нужно стремиться к прозрению, если он смиряется, поскольку у людей нет никакой возможности мыслить критически и они не сознают всей величины своего несчастья. Население не может по-настоящему измерить тяжесть диктатуры. Интернета не существует ни для кого, за исключением самых высокопоставленных ответственных партийных работников. Запрещен доступ к иностранному телевидению; телефонные звонки и почта из-за рубежа могут привести в трудовой лагерь.
Тем не менее, все больше информации по крупицам проскальзывает через китайскую границу благодаря нелегальным торговцам, но ее влияние не достигает внутренних провинций. На южной границе, самой охраняемой в мире, сторожевые вышки и мины создают непреодолимый заслон: ни одно послание не достигает Северной Кореи, за исключением единичных переброшенных через колючую проволоку листовок, изобличающих преступления Ким. Семьи, разделенные со времени окончания войны в 1953 году, не имеют никаких известий о родственниках, живущих по ту сторону ДМЗ. Так называется граница с колючей проволокой, которая все еще разделяет надвое Корейский полуостров. Меж двух обществ установилось забвение.
На следующий день после смерти Ким Ир Сена я, как и все, не сдержала слез. Мать рано утром отправила меня и Кымсун в горы собирать цветы. Это обязанность, которую мы, как и другие дети, исполняли в каждый день рождения наших руководителей. И худо бы нам пришлось, если бы мы вернулись с пустыми руками или, еще хуже, с желтыми цветами, тогда мы стали бы всеобщим посмешищем и понесли наказание от учителей: желтый цвет считается цветом наших американских врагов. Ведь мы верили, что все американцы — блондины!
Вечером 9 июля 1994 года, после набега детей, в округе не осталось ни одного растущего цветка.
Что касается меня, то после сбора цветов я вернулась, чтобы присутствовать на церемонии оплакивания в центре города, и посреди этой рыдающей толпы я, в свою очередь, тоже начала плакать. Я точно не знала, почему плачу, но чувствовала, что так нужно. Я была захвачена атмосферой. Помню, что стоявшая рядом со мной подруга не смогла дойти до этого состояния. «Она притворяется», — подумала я, глядя на одну-единственную жалкую слезку, выступившую на уголке ее века. Но выбора у девочки не было. Если бы ее глаза остались сухими, о ней могли плохо подумать.
Однако наша боль была искренней, мы любили Ким Ир Сена всем сердцем, так же, как и его преемника, Ким Чен Ира. Для нас они были как для других детей — Дед Мороз! Дни их рождения, 15 апреля и 16 февраля, для детей были волшебными. От наших руководителей мы получали килограмм сладостей. Уже накануне я была как на иголках, не могла уснуть. Утром, одетая в идеальную школьную форму, я гордо принесу домой свой подарок: большой прозрачный пластиковый пакет с надписью: «В этом мире нам больше нечего желать». Как я полагаю, таким способом нам давали понять, что нет никого счастливее нас… В пакете лежали жвачки, карамель, соевый мармелад в сахаре и печенье. Мечта! На обратном пути я прижимала к себе сокровище, завернутое в кусок ткани, который мне давала мать из осторожности, чтобы избежать лишней зависти.