Читать «Правда о допетровской Руси» онлайн - страница 82

«Лучше слезами, усердием и низостью перед Богом промысел чинить, чем силой и надменностью», – писал он одному из воевод. Судя по всему, он искренне верил в пользу совета, коллективного принятия решений и говорил с народом не только из дипломатических соображений, чтобы спасти жизнь Морозову. Так же естественно, без малейшего надрыва он делился властью с боярами, с Земскими соборами, не уступая необходимости, а по глубокому нравственному убеждению. Это был не тот царь, которому опасно дать совет и который дает власть подчиненному, только проклиная в душе все на свете.

«А мы, Великий Государь, ежедневно просим у Создателя и Пречистой Его Богоматери и всех святых, чтобы Господь бог даровал нам, Великому Государю и вам, боярам, с нами единодушно люди его световы управить правду всем ровно», – писал он в письме к Никите Одоевцеву.

Не буду рисовать сусальной картинки идеального царя и рисовать портрет ангела на царском престоле.

Живой, впечатлительный, подвижный, Алесей Михайлович легко терял самообладание, был вспыльчив и, по словам В.О. Ключевского, «легко давал простор языку и рукам».

Во время любимых им церковных служб царь ходил по церкви, зажигал и тушил свечи, учил священников, как надо читать и петь, а если не умели, с бранью поправлял их, в том числе, бывало, с матерной бранью.

Раз в обожаемом Алексеем Михайловичем монастыре Саввы Острожевского царь праздновал память святого основателя монастыря и обновление обители в присутствии антиохийского патриарха Макария. На торжественной заутрене чтец начал чтение из жития святого обычным возгласом «Благослови, отче!». Царь вскочил с кресла и закричал: «Что говоришь, мужик, бляжий сын, “благослови отче”?! Тут патриарх; говори: благослови, владыко!»

В другой раз, в 1660 году, в Боярской думе шло обсуждение, что делать: князь Хованский был разбит в Литве, потерял почти всю двадцатитысячную армию. Тесть царя, боярин Иван Милославский, внезапно заявил, что, если царь даст ему армию, он скоро приведет к нему самого польского короля как пленника.

«Как ты смеешь, ты, страдник, худой человечишка, хвастаться своим искусством в деле ратном?! Когда ходил ты с полками, какие победы показал ты неприятелям?!» – с этим криком царь надавал Милославскому пощечин, надрал ему бороду и пинками вытолкал его из палаты, крепко захлопнув за Милославским дверь.

Казначей Саввина монастыря отец Никита в пьяном виде подрался со стрельцами, побил их десятника, проломив ему голову пастырским посохом, и выкинул за монастырский двор стрелецкое оружие и платье. Что это за солдаты, оружие целого десятка которых один монах может взять и выбросить «за монастырский двор», мне трудно уразуметь. Но царь очень рассердился, и мало того, что послал своего человека разбираться (в результате казначей был наказан), он еще написал отцу Никите такое письмо:

«От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси врагу Божию и богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чудотворцева дома, и единомышленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Никите. Да и то ты ведай, сатанин ангел, что одному тебе да отцу твоему диавлу и годна твоя здешняя честь, а мне, грешному, здешняя честь аки прах, и дороги ли мы перед Богом с тобою, и дороги ли наши высокосердечные мысли, пока мы Бога не боимся. На оном веке рассудит нас Бог, а опричь того мне нечем от тебя оборониться».