Читать «Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923» онлайн - страница 200

Уильям Розенберг

Заключение

После завершения послевоенных боев за независимость и Ирландия, и Польша прошли через процесс консолидации и чисток, восстановивших монополию государства на применение силы. Военизированные формирования, способствовавшие получению независимости, отныне представляли собой потенциальную угрозу политической стабильности, особенно в той степени, в какой они не подчинялись центральным властям и хранили лояльность в первую очередь своему непосредственному вождю. В отсутствие функционирующей государственной власти или в ходе противостояния с властью, считавшейся незаконной, военизированные формирования в обеих странах объявляли себя законными силами. Считая себя ответственными за установление порядка и веря в свою будущую роль ядра национальной армии, члены этих иррегулярных формирований рассматривали себя скорее в качестве проторегулярных (pre-military), нежели военизированных (paramilitary) сил. Для них самих это убеждение означало, что их действия будут оправданы их дальнейшим предназначением. Стремясь разбить врагов, они сами понимали это стремление как защиту своей страны. В годы борьбы боевые действия воспринимались как национальное восстание, как демонстрация «вооруженной нации», объединявшая национальные силы ради достижения независимости. Поэтому в число бойцов входили женщины и дети, а организация национальной борьбы требовала поддержки со стороны гражданских лиц и несения ими вспомогательной службы. В этом отношении военизированное насилие в двух рассматриваемых случаях имело общие черты, отличавшие его от военизированного насилия в некоторых других странах, носившего контрреволюционный характер.

Однако роль военизированных группировок в формировании нации также оставила неудобное, пагубное наследие, препятствовавшее признанию вклада «неожиданных» комбатантов и в конечном счете затруднившее или сделавшее невозможной их интеграцию в национальную память. Участие подростков и студентов в ретроспективе выглядело более приемлемым, чем участие женщин, поскольку первые вырастали и в итоге становились солдатами. Это, по крайней мере, верно в отношении Польши с ее системой воинского призыва — по-видимому, у ирландцев существовало больше различных табу, связанных с участием несовершеннолетних. Однако наличие женщин-комбатантов и размывание гендерных границ в ходе иррегулярных боевых действий представляли собой серьезную проблему в обеих странах. В ходе возвращения к «норме» после завершения сражений требовалось восстановить традиционную дихотомию. Молодежь и взрослые, мужчины и женщины вновь получали «должное место» в обществе. Мужчины, сражавшиеся в рядах «протогосударственной» армии, представляя собой и национальных героев, и мучеников национальной борьбы, вошли в национальный пантеон, в то время как женщины-ниспровергательницы не были туда допущены. Вообще, военизированные силы, сражавшиеся за независимость, отныне считались потенциальной угрозой для политической стабильности — в силу того, что воплощали в себе это несоблюдение социальных ролей, а также (главным образом в случае Ирландии) потому, что оставались альтернативным источником национальной мифологии и самолегитимации. По мере того как борьба за независимость задним числом начала подаваться в качестве законной, традиционной войны, бойцы иррегулярных формирований становились все более сомнительными фигурами. Прославление лишь тех солдат, которые соответствовали стандарту здоровых молодых людей, являлось частью нарратива, способствовавшего преобразованию догосударственных военизированных формирований в кадры национальной армии и ретроспективно освятившего рождение нации в горниле войны.