Читать «Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923» онлайн - страница 152

Уильям Розенберг

Несмотря на второстепенные различия, ранние этапы существования «шаулисов» и «айзсаргов» («Кайтселийт», по-видимому, был исключением) стали периодом напряженных отношений между нацией и государством, возникших в результате их неравномерного развития в послевоенные годы. Военизированные движения являлись и источником этого процесса, и реакцией на него. Государство могло делиться своей монополией на официальное насилие с военизированными структурами лишь до тех пор, пока его выживание требовало мобилизации всех экономических и людских ресурсов ради ведения войны. Однако возникновение массовых общественных движений, возглавлявшихся военизированными организациями, заявлявшими о своей преданности не государству, а нации или одному из ее вождей, порождало враждебность со стороны военного истеблишмента, требовавшего подчинения себе. К концу 1930-х годов литовское и латвийское движения в основном утратили свою независимость от государства.

Военизированные движения также рассматривались как эффективная стратегия национального строительства, укреплявшая политическую лояльность граждан, их чувство патриотизма и долга, а также готовность встать на защиту своей родины. К концу 1920-х годов политические лидеры всех трех Прибалтийских государств уже отлично осознавали преобразующий патриотический потенциал, скрывавшийся в этих военизированных организациях, и все они пытались использовать их как орудие национальной агитации и патриотического воспитания. Военизированные движения оправдывались как средство обороны национального государства и его территории: последняя понималась как символическая «родина», как спорное политическое пространство и как экономический ресурс. Кроме того, ее оборона воспринималась как защита духовно-культурной сущности нации от иностранных захватчиков. Соответственно, идеология прибалтийских военизированных движений была бы немыслима без стереотипных негативных образов «большевика», «немца» или «поляка». Первая советская оккупация (1940–1941 годов) стала ключевым фактором, радикализовавшим военизированные формирования и вновь пробудившим их к военной активности. Их социальные сети пережили формальный роспуск их организаций советской властью в 1940 году и внесли свой вклад в вооруженные прибалтийские движения сопротивления во время и особенно после Второй мировой войны.

Однако военизированный характер «шаулисов», «айзсаргов» и «Кайтселийта» в своих формах воспроизводил характерные черты мобилизаций эпохи революций и Первой мировой войны. Своим реформаторским пылом и организационными структурами они были обязаны чешским «соколам» — старейшему и мощнейшему военизированному движению Восточной Европы. Такие вожди прибалтийских военизированных движений, как, например, Путвис, неоднократно выражали свое восхищение «соколами» и признавали в них источник своего интеллектуального вдохновения. Тем не менее своим милитаризмом прибалтийские движения больше напоминали такие военизированные формирования, как белофинская милиция (Suojeluskunnat) и Польская военная организация (POW). В отличие от движения «соколов», выросшего в мирные годы из спортивного клуба, прибалтийские, польское и финское движения родились и возмужали в условиях войны. Как правило, заметную роль в их рядах играли ветераны бывших императорских армий. В целом послевоенные конфликты всем им прибавили солдафонского духа, сделав их более жестокими, структурированными, иерархическими и политически радикальными. В настоящее время эти военизированные движения больше помнят за их военные деяния, нежели за их социальную и культурную активность.