Читать «Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923» онлайн - страница 11

Уильям Розенберг

Военизированное насилие, этничность и крах империй

Если большевистская революция и последовавшая за ней Гражданская война в России порождали страхи перед европейской классовой войной, то идея создания этнически однородных национальных государств оказалась не менее революционным принципом и важным источником военизированного насилия во многих регионах Европы после окончания Первой мировой войны — особенно там, где имелось противодействие со стороны империй и династических монархий или других национальностей, находившихся в большинстве. В то время как революционное насилие 1917 года переняло от XIX века четкость сражений на баррикадах, разделявших две стороны, боровшиеся друг с другом во имя противоположных идеологий, этническое насилие отличалось намного более сложным и запутанным характером. Многие шаги, на первый взгляд движимые идеологией или объявлявшиеся в свое время политическими, в реальности мотивировались уже существовавшими социальными трениями или являлись побочным продуктом более простых стимулов — таких как зависть, алчность или вожделение.

В Европе после 1917 года национальные проекты нередко переплетались с социальными движениями, а в некоторых частях Восточной Европы национальные претензии шли рука об руку с земельными требованиями, вследствие чего в послевоенные годы в качестве мощной радикальной силы заявил о себе крестьянский национализм — в первую очередь в Болгарии, Западной Украине и Балтийских государствах (но не в Ирландии, где британцы уступили землю фермерам-арендаторам). Кроме того, рабочие и социалистические движения были не только интернационалистическими; напротив, нередко они принимали «национальную» форму. Борьба за создание или защиту нации включала разнообразные виды насилия. Этнические и национальные притязания преобладали в зонах дробления на территории Османской и Романовской империй (а также в Ирландии), хотя ту или иную роль играли также большевизм и антибольшевистская контрреволюция. Сергей Екельчик в главе 7 исследует борьбу военизированных сил за землю и власть на местах, которая, в свою очередь, способствовала кристаллизации украинской и польской национальной идентичности в спорных регионах, населенных обоими этими народами.

Политика этнических чисток достаточно часто вдохновлялась старыми дарвиновскими метафорами социальной борьбы, угрозой расовой или национальной деградации и идеалом чистого и здорового сообщества. Однако логика установления новых границ с целью определения национальных сообществ могла порождать тот же эффект и при отсутствии подобного идеологического наследия — как, например, в Ирландии и Польше, где национализм ассоциировался с демократическими традициями и религией. Необходимость очистить сообщества от «чужеродных» элементов и искоренить тех, кто вредил благополучию сообщества, также носила практический характер и требовала применения насилия, что ярко иллюстрируют десятилетия после 1917 года. Способы, которыми осуществлялись чистки, во многом диктовались контекстом, в котором они проводились, но в еще большей степени — кризисом государственной власти и обострением внутриобщинных взаимоотношений под воздействием военных конфликтов и экономических изменений. Но эти способы также отражали формирование в рамках конкретных революционных движений внутренней культуры, задававшей их предрасположенность к военизированному насилию. Истоки этой культуры носили сложный характер. Так, контрреволюционные банды, после Первой мировой войны совершившие много зверств по всей Центральной и Восточной Европе, во многом опирались на упрощенную и откровенно гендерную военную культуру, в которой готовность отдавать и исполнять приказы о применении насилия подчиняла «нормальные» ценностные структуры гражданского общества нерассуждающему служению идее.