Читать «О монополии Т. Д. Лысенко в биологии» онлайн - страница 357

Сопоставление Мальтуса с Дарвином:

Мальтус: ограничьте рождаемость, и все будет хорошо.

Дарвин: если ограничите рождаемость — выродитесь! Ничего хорошего не может быть без неизбежно ему сопутствующего страшного зла, вечного и неискоренимого.

Гальтон: можно это зло избежать, если научиться отсекать его до рождения: не рожденный человек несчастным быть не может.

Если бы был прав Дарвин, то был бы прав и Данилевский (покрывало Изиды).

Гл. 7. Политическая сторона

Утверждение, что такое-то учение, хотя бы и верное, должно быть отвергнуто по политическим соображениям, является типическим проявлением субъективного идеализма; объективные законы наследственности, положим, обозначают, что нет наследования приобретенных свойств и, положим, это противоречит социализму. Значит ли это, что мы можем объявить объективные законы ложными и навязать свои природе? Нет, путь иной: разобраться толком в вопросе и выяснить, так ли обосновано учение о наследственности. Если оно обосновано, то опять-таки выяснить, действительно ли это противоречит нашим представлениям о методах построения социализма. Наконец, если окажется, что оно действительно противоречит, придется изменить методы построения социализма, а не пытаться навязать природе свои субъективные законы.

В период бурной борьбы, конечно, некогда заниматься такой детальной проверкой, и тогда временное ущемление свободного научного исследования вполне закономерно, но только временное. А когда сейчас мы уже вышли на плановое строительство, поспешность и ущемление могут принести только вред.

Путь работы такой:

неверно, что доказана ненаследованность приобретенных признаков как неизменный закон, но верно, что, как правило, это действительно не имеет места (против Лысенко).

Неверно, что только вейсманизм может быть поставлен на службу антисоциалистическим теориям.

Верно, что кое-что из методики построения надо изменить. Старые представления о том, что все зло — от капиталистического наследства — явный вздор (наследство Руссо в педагогике, юриспруденции, медицине), а он до сего времени повторяется. Много зависит и от наследственности, но наследственность — не рок (различные фенотипы при одном генотипе) и задачей подлинной научной педагогики и является осуществление максимально лучшего фенотипа при данном генотипе.

О монополии Лысенко. Гл. 7. Политическая сторона

О свободе науки и печати

Есть у нас свобода науки или нет? Говорят, есть: мы запрещаем печатать только вредные книги. А вы, говорят, защитники существующей системы, — значит, находитесь на стороне тех, кто предлагает неограниченную свободу комиксов, порнографической литературы, пропаганды расовой ненависти, милитаризма и прочее.

Может быть, в погоне за свободой печати не изымать из продажи математические книги со множеством опечаток, из-за которых могут быть большие ошибки в вычислениях (таблицы логарифмов) или медицинские справочники, где рекомендуются дозы, смертельные для человека, или отсутствуют наиболее эффективные средства лечения? Свобода печати не обозначает свободы печатания вредных, развращающих или просто мусорных книг. Никто не станет отрицать, что в СССР гораздо больший контроль за печатью и литературой, но это обозначает, что у нас нет лишь той разнузданной спекуляции растленной буржуазной литературой, которая имеет место на Западе. Там многое, что кажется выражением свободы печати, есть лишь просто разрешение или поощрение печатать литературу, служащую для создания «незримой паутины», сознательно развращающей массы или отвлекающей их волю от борьбы за улучшения уровня жизни трудящихся масс. И в биологию, в виде вейсманизма-морганизма, проникло такое квазинаучное учение, роль которого, как и религии — опиум народа. Разрешить эти учения — не значит осуществить свободу науки, а поощрить растление масс развращающими буржуазными учениями. Роль правительства — в очищении науки от вредной буржуазной скверны и допущение лишь очищенного, проверенного материала.